Сердце Абриса - Марина Ефиминюк

— Ты идешь? — обернул он.

— Угу, — заморожено отозвалась я, но так толком и не поняла, что прямо сейчас произошло.

Лаборатория Королевской Академии мало отличалась от университетской в Кромвеле, на вид даже была поскромнее, но здесь адептов разделяли прозрачные магические стены, защищавшие соседа в случае неудачного эксперимента. Над моим рабочим столом, отбрасывая неяркое сияние, расцветал белый цветок. Сначала из набухшей почки вылезали мягкие несмелые лепестки. Увеличивались в размерах, набирали силу, а потом начали стремительно съеживаться, опадали, и в центре из крошечной пульсирующей точки наливалось стеклянное яблоко. По мере того как оно вырастало, на гладком алом боку явственнее проявлялся летящий росчерк «Лерой». Плод скоро увеличился в размере, но вместо того, чтобы повиснуть на ветке с двумя скромными листиками и позволить зрителю взять себя в руки, оторвался под собственным весом. С глухим стуком он бухнулся на столешницу и скатился мне на колени.

— Проклятье! — с раздражением я отбросила на стол стило и растерла лицо ладонями. Какое счастье, что закаленное магией стекло почти не билось, иначе уборщики в лаборатории замучились бы сметать крошево!

Ужасно хотелось добавить в артефакт темную руну, которая легко бы связала процесс цветения, увядания яблоневого цвета и созревания самого плода, но я не поддавалась соблазну. Наверняка после выставки артефакт тихонечко разберут на части и скрупулезно исследуют, чтобы понять, какие из рунических плетений можно использовать для мануфактурных производств. Они всегда потрошили любую магию, созданную мной в учебной лаборатории.

Опустив ветвь на стол, я потушила Истинный свет и вдруг осознала, что лаборатория погрузилась в полумрак. Оказалось, что за окном сгустилась темнота, а настенные часы со светящимся экраном показывал начало десятого вечера. Когда я поднялась из-за стола, то заметила мужской силуэт за внутренним окном, позволявшим из коридора следить за тем, что происходило в лаборатории. От движения за спиной незнакомца вспыхнула магическая лампа.

Из коридора за мной следил Кайден. Он стоял, засунув руки в карманы брюк. На лицо падала глубокая тень, не позволяя разглядеть черт. Свет резко погас, а потом снова зажегся, но за стеклом никого не было. Отмерев, я бросилась к двери, выскочила из лаборатории, но коридор опустил. Либо Кайден переместился в пространстве, либо меня снова посетила удивительная в реалистичности галлюцинация.

В задумчивости я добралась до дома, но едва успела поменять уличные туфли на домашние и погладить лебезящую, подвывающую болонку, отчего-то проникшуюся ко мне теплыми чувствами, как из кабинета вышел отец и позвал:

— Валерия, загляни на секунду.

Такого официоза у нас уже давно не случалось, даже сердце екнуло. Я решила, что он надумал вписать в семейную книгу Полину и дать нашу фамилию, о чем собирался объявить, но ошиблась.

— Сядешь? — предложил он

— Ты хочешь, чтобы я сняла себе апартаменты и уехала? — тут же предложила я, опускаясь на кожаный диван. — Тогда Матильду забираю с собой. И даже не пытайтесь мне впихнуть собаку.

— Ко мне сегодня приходил господин Покровский, — присел он рядом.

— Зачем? — удивилась я.

Мы не виделись уже пару дней, с того самого странного утра, когда он поцеловал меня при всем частном народе, накормил дорогущим завтраком в ресторации, хотя мне ужасно хотелось каши из маленькой едальни в переулке между Рыночной площадью с улицей Портняжной, и высадил из двуколки напротив отцовского особняка.

— Он просил разрешения встречаться с тобой.

— Чего? — поперхнулась я.

— И был крайне вежлив, — кивнул отец. — Сказал, что у него серьезные намеренья, намекал на жен…

— Стоп! — выставила я ладонь. — Ты мне просто скажи, что ты ему ответил?

— Что моя взрослая дочь не привыкла просить разрешения, чтобы выбрать себе мужчину.

— Правильный ответ. — Я поднялась.

— Валерия, — остановил меня отец, — я не спрашивал тебя, но, думаю, все-таки имею права знать, что случилось в Абрисе? Он тебя обижал?

— Нет, Кайден вел себя достойно, не вини его ни в чем, — покачала я головой. — Помнишь, ты мне сказал, что каким бы золотом я ни была, все равно не впишусь в реальную жизнь наследника темного клана? Так вот, ты оказался прав. Теперь я понимаю насколько.

Папа потер переносицу.

— Наверное, если бы здесь была твоя мама, то она подобрала правильные слова, — вымолвил он, глядя на меня с дивана. — Просто знай, ты удивительная молодая женщина и еще встретишь подходящего мужчину.

— Подходящего? — усмехнулась я. — Подходящего, пожалуй, встречу.

Поднялась в спальню, закрыла плотно дверь и без сил опустилась на стул. Перед мысленным взглядом снова появлялся темный мужской силуэт за окном академической лаборатории.

Если мне не привиделось? То как Кайден переместился?

Выдвинула ящик стола, где хранилась шкатулка с разобранным «Сердцем Абриса», и оцепенела. В животе словно завязался крепкий узел, сердце загрохотало, как сумасшедшее. Поверх деревянного ларчика лежал знакомый блокнот и артефакторное стило с прогоревшим от магического света острием. Те самые, что остались в Белом замке после побега.

Кайден приходил сюда, в мой дом, в девичью спальню. Смотрел вещи, открывал ящики… Мне не привиделось, он в Тевете!

Трясущейся рукой осторожно, словно кожаная обложка кусалась, я вытащила блокнот. Уголок одной из страниц оказался подогнутым, нарочно привлекая внимание. Раскрыла. Поперек разворота, через шрам корешка твердым, решительным почерком Кайден написал по-теветски:

«С ним ты счастлива, Лера?»

Пальцем провела по строчке, стараясь прочувствовать, сильно ли он надавливал на самописное перо. Как всегда, когда боль оказывалась слишком сильной, чтобы ее переварить, внутри начал закипать гнев.

Как мне отпустить Кайдена, если он сам не отпускал меня?

Выплескивая злость, я в сердцах захлопнула блокнот и выбросила в мусорную корзину. Вскочила на ноги, шибанула стулом. Потом пришла в чувство и полезла под стол, чтобы записи вернуть. В конце концов, они содержали расчеты, за которые иные были готовы продать душу абрисским бесам.

— Говнюк, — пробормотала я, тщательно расправляя помятые страницы. — Бессердечная скотина!

Когда на следующий вечер я вернулась из лаборатории, то обнаружила, что во всех окнах на первом этаже горел свет. Дом оказался полон гостей. Было шумно и судя по всему весело. Анна, вообще, вела бурную светскую жизнь, частенько приглашала подружек на партию бриджа, уговаривала отца участвовать в благотворительных приемах. Хотя прежде он отклонял подобные приглашения вежливыми письмами, теперь безропотно втискивался во фрак и уезжал из дома. Вечера, которые он проводил в кабинете и занимался любимым делом — чтением старых фолиантов, можно было пересчитать по пальцам. Я все ждала, когда у него, архивного завсегдатая, случится нервный катарсис, но папа все еще держался.