Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья! - Дэн Хэррис

Моя любящая жена при этом думала, что я тряпка. Пока я радовался тому, что оставил в прошлом вспышки гнева и долгое угрюмое молчание, ее страшно нервировало, что ее мужа так внезапно оставили за бортом. Каждый раз, когда выходил большой сюжет, я получал от нее сообщения, в которых она призывала меня отстаивать свои права. Вот как это могло выглядеть.

Я: «Я чувствую, что все еще не придумал стратегию, как выдвинуть себя вперед, не возвращаясь к своим старым сволочным привычкам».

Бьянка: «Понимаю. Но ты ничем не рискуешь, если будешь чуть более аггрессивным и перестанешь быть лишь пассивным командным игроком».

Я понимал, что она не критикует, но мне хотелось защищаться. Я пытался не направлять эмоции на человека, который хочет помочь, мне всего лишь хотелось закопать голову в песок и надеяться на благоприятный исход. Я просто не мог придумать другого выхода.

К этому времени перестали приходить милые письма от Бена – потому что я не делал ничего, чтобы заслужить их. Я не только перестал делать репортажи о больших событиях, но и слегка потерял мотивацию работать и заниматься журналистскими расследованиями, хотя это был мой конек. Мое рвение вытеснилось страхом и жалостью к самому себе. Я слышал, как Бен хвалит кого-нибудь на утренней телеконференции, остальные аплодировали, и мне тоже хотелось получить овации. Но все же чем больше я злился, тем меньше действий предпринимал. Я просто уходил в себя.

Через несколько месяцев уныния и бездействия, в июле 2011 года, я наконец решил все изменить.

* * *

Я написал Бену письмо, чтобы назначить встречу, и через несколько дней сидел в его кабинете, приготовившись думать о том, как исправить положение. Между диваном, на котором я сидел, и креслом Бена стоял широкий столик, заваленный угощениями. Там были стеклянные стаканы с солеными палочками, лакричные конфеты и даже связка бананов. Он пошутил, что ему нравится смотреть, как люди чистят и едят бананы в кабинете начальника.

Я был уверен, что он ожидает от меня длинную жалобную речь, но я внимательно обдумал предстоящий разговорл вместе с Бьянкой и решил выбрать другой путь. «Я много думаю о том, – сказал я, – что Вы не видите меня среди самых важных репортеров, и я хочу знать, что изменит Ваше мнение».

Его ответ нужно было видеть. В его голове практически ощутимо завертелись шестеренки. Он взвесил свой ответ пару раз, и секунд через пять напряженной работы операционной системы он заговорил.

– Прежде всего, – сказал он, – Вы ошибаетесь. Я еще как считаю Вас одним из главных игроков.

Однако, продолжал он, есть важные проблемы, о которых необходимо подумать. Самая значительная из них: я не слишком стараюсь лезть в эфир. Бен сказал: «Думаю, Вы попали в ту классическую ловушку, когда ведущий выходной программы работает в субботу и воскресенье, а в остальные дни его не видно и не слышно». Это было правдой. «Я хочу, чтобы Вы активизировались», – сказал он.

Вторым пунктом было качество передач «Доброе утро, Америка». Слишком часто, говорил он, ведущие начинают шутить на границе глупости. Я должен был взять это в свои руки. «Я хочу, чтобы Вы стали руководить», – сказал он. Я попытался возразить, что не хочу командовать или доминировать. Бен, который прекрасно знал, что я медитирую, внимательно посмотрел мне в глаза и сказал наполовину шутливым тоном: «Перестаньте пребывать в дзене».

В считаные минуты он вытащил на поверхность и идеально точно выразил мои ошибки. Нацепив маску хорошего йога, я стал слишком пассивным и уступчивым и этим подставил под угрозу карьеру, ради которой работал много лет. Мой отец боялся именно этого – я перестал быть эффективным. Столкнувшись с этой проблемой, я должен был засучить рукава и взяться за работу, но вместо этого я спрятался под одеялом. Возможно, я перепутал гармонию с мягкотелостью.

Это было одним из самых сложных и самых полезных профессиональных совещаний в моей карьере. В нем было столько суровой правды, сколько я не помню с тех пор, как мой начальник в Бостоне сказал мне, что я вредный. Только теперь проблема была диаметрально противоположной.

* * *

По счастливой случайности в тот же вечер у меня была назначена встреча с Марком Эпштейном. В такси по дороге в центр города я позвонил Бьянке и рассказал ей, как все прошло. «Он прав», – ответила она. Это было неудивительно, поскольку Бен, в принципе, повторил то, в чем она пыталась убедить меня все это время. «Это хорошо. Теперь ты, по крайней мере, знаешь, что делать».

Мы с Марком встретились в аляповатом японском ресторане под названием «Линия кисти», где подавали только дегустационное меню, а у официантов был очень важный вид. Сделав заказ, я принялся рассказывать Марку о том, что произошло в кабинете Бена. Он ответил весьма емкой фразой: «Спрячь свой дзен».

– Люди могут начать использовать тебя, если распознают твой дзен, – сказал он. – Есть определенный тип коллективной агрессии, который направлен против спокойствия – в таком случае дзен может обернуться слабостью. Если ты будешь демонстрировать пассивность, люди не будут воспринимать тебя всерьез. Поэтому я думаю, важно спрятать дзен и внушить окружающим, что собираешься конкурировать с ними.

Но я привык к своей репутации «дзен-парня».

– Я не хочу быть сволочью на работе.

– Нет, – сказал он. – В словах Бена есть подвох. Я уверен, что можно справляться с работой, и не быть сволочью. Думаю, ты мог бы принимать вид дерзкого парня, но внутри сохранять спокойствие.

Марк сказал, что я наткнулся на несколько обычных «подводных камней». Часто люди ошибочно понимают дхарму как призыв к смирению. Некоторые из пациентов Марка даже переставали говорить «я» или отказывались испытывать оргазм во время секса. Он припомнил истории из своей молодости, когда они с приятелями приходил в ресторан, и никто из них не отваживался сделать заказ. Они не хотели выражать личное отношение, словно это было недостаточно по-буддистски. Другим подводным камнем было отстранение. Я думал, что осознанно подхожу к разочарованию от того, что не занимаюсь крупными репортажами, но на самом деле я просто ставил стену, чтобы отгородиться от злости или страха. Последним камнем была привязка к отрицанию: периодическое желание сказать: «А, будь, что будет, все равно ничто не вечно».

В этот момент к нам подошел официант с длинным списком еды, которая должна была появиться перед нами. «Следующим блюдом будет копченый унаги, то есть пресноводный угорь…»

Пока он разглагольствовал про кабачки и «крупные прозрачные пластинки дайкона», до меня дошла причина моих ошибок. Мусульмане-суфии говорят так: «Славь Аллаха, но не забывай привязать своего верблюда». Другими словами, пытаться смотреть на мир шире – это хорошо, а быть рохлей – плохо. Джозеф часто рассказывал историю о своем первом учителе медитации, индусе по имени Муниндра, который советовал всем своим ученикам делать все «легко и просто». Однажды Джозеф встретил Муниндру на рынке. Тот яростно торговался. Когда ему показали на это явное противоречие собственному правилу, он ответил: «Я говорил о простоте, а не о простаках».