Смерть на выбор - Росс МакДональд

Он так и не посмотрел в мою сторону, пока не закончил свое рукоделие. Выпрямившись, он сдвинул шляпу назад неиспачканной частью руки.

— Мерзкая работа, — проворчал он. — Но на этого все-таки грех жаловаться. Свежее многих.

— А именно? Когда, по-вашему, наступила смерть?

— С утопленниками сказать трудно. Скорость разложения зависит от температуры воды и других факторов. В данном случае нам известно, что парень пробыл в воде пятьдесят-шестьдесят часов. Не знай я этого, решил бы, что он погиб раньше. Разложение зашло слишком далеко для этого времени года. — Он полез было рукой в карман брюк под фартуком, но, вспомнив, что она в перчатке, повернулся ко мне.

— Зажгите мне сигару, пожалуйста.

Я дал ему огня.

Он глубоко затянулся, разглядывая меня сквозь облако синеватого дыма.

— Ничего определенного пока сказать не могу. Сначала мне надо взглянуть на лабораторные анализы — только тогда я рискну делать какие-то выводы, — он ткнул большим пальцем на ряд колб, стоящих на соседнем столе, на которые его ассистент наклеивал сейчас этикетки. — Там содержимое его желудка, кровь, легочные ткани и так далее. А вы кто, репортер?

— Детектив. Частный — более или менее. Я занимаюсь этим делом с самого начала. Сейчас я просто хочу выяснить, действительно ли он утонул.

— Это возможно, — сказал он, не вынимая сигары изо рта. — Налицо ряд признаков утопления: вода в легких, расширение правого отдела сердца. Беда только в том, что точно такие же признаки характерны для смерти от удушья. Анализы крови покажут, с чем именно мы имеем дело в данном случае, но заключение лаборатории будет только завтра.

— Но сами вы как думаете — утонул он или был задушен?

— Никак не думаю. Будут факты — буду думать.

— Следов насилия на теле вы не заметили?

— Ни одного, о котором можно сказать это с уверенностью. Замечу, однако, что это было очень необычное утопление. Смерть, должно быть, наступила, едва только он оказался в воде.

Его ассистент с радостью оторвался от своих колб.

— Я знаю такие случаи, доктор, иногда они умирают, еще не успев долететь до воды. От шока. Сердечки бедные не выдерживают. — Он деликатно кашлянул.

Маккатчен оставил это замечание без внимания.

— Если не возражаете, я бы хотел поскорее уйти отсюда.

— Да, конечно. Извините. И все-таки, может ли здесь идти речь об убийстве?

— Ответ зависит от очень многих вещей. По правде сказать, состояние его тканей наводит на странные мысли. Не знай я, что это совершенно исключено, я мог бы подумать, что он не утонул, а замерз насмерть. Так или иначе, я сделал несколько микросрезов и хорошенько их изучу. Итак, в вашем распоряжении три версии. Смотрите сами, что из них можно выжать. — Он направился обратно к столу, где лежал труп Тарантини.

Я вернулся в управление шерифа и нашел Каллагена. Он сидел, сгорбившись над пишущей машинкой, которая казалась слишком маленькой для его лап, и заполнял какой-то формуляр. Он обрадовался моему приходу, получив неожиданный предлог отвлечься от нудного занятия.

— Ну, как тебе понравилось у Джорджа?

— Весьма. Кстати, я оставил там Галли Тарантини.

— А деверь ее вас не нашел?

— Марио? Нет, я его не видел.

— Он ушел отсюда несколько минут назад. Хотел пригласить ее переночевать у них дома. Только не похоже, чтобы такая шикарная баба захотела якшаться с этими макаронниками. Я хотел на всякий случай посадить его под замок, но шеф говорит — ни в коем случае. Нам, дескать, нужны голоса итальянцев на выборах. Между нами, он сам один из них, вот в чем штука.

— Если исход выборов зависит от Марио, считайте, что вы их проиграли. Я только что беседовал с доктором Маккатченом.

— Ну и что он сказал?

— Да много чего. Однако все сводится к трем версиям: Тарантини мог либо утонуть, либо задохнуться, либо замерзнуть.

— Замерзнуть?!

— Так он сказал. Он заметил также, что это невозможно, однако я не разделяю его уверенности. Ты, случайно, не помнишь, была ли у Марио на яхте морозильная камера?

— Сомневаюсь. На больших пассажирских яхтах они бывают, но на спортивном паруснике — вряд ли. Зато около порта есть большие холодильные установки. Может, стоит туда заглянуть?

— Потом. Сейчас мне надо увидеться с Марио.

Черта с два. Когда мы с Каллагеном вошли в кафе, в моей кабине никого не оказалось.

Старый грек-официант заспешил к нам через зал.

— Прошу простить, сэр, но я выпил ваше пиво, когда леди ушла. Я думал…

— Когда она ушла? — перебил я.

— Пять-десять минут назад. Сюда пришел ее друг…

— Человек с забинтованной головой?

— Именно так, сэр. Он присел к ней на минуту, потом они встали и вышли. — Он повернулся к Каллагену. — Что-нибудь случилось, шериф?

— М-м. Он ей угрожал? Пытался пугать оружием?

— Нет-нет, ничего похожего. — Лицо старика побелело и стало похожим на кусок теста. — Если что не так, я сразу звоню вам, вы же знаете, шериф. Они просто вышли вместе, и все.

— Не спорили, не ссорились?

— Может быть, немножко поспорили, почем я знаю. Я очень занят.

Я отвел Каллагена в сторону.

— Она была с машиной?

Он кивнул.

— Думаешь, они уехали в ее машине, а?

— Похоже, надо объявлять тревогу, Каллаген. Сообщить всем постам, перекрыть дороги. И чем быстрее, тем лучше.

Но тревога все-таки опоздала. Я просидел у шерифа целый час, однако полиция так никого и не задержала, В десять часов вечера я приготовился к затяжному броску во тьму.

Уже два часа я мчался в белом тоннеле, который пробивали мои фары в темном массиве ночи. Наконец я достиг «Оазиса», лежавшего на финише моего пробега. Вокруг смутно проступали силуэты недостроенных домов, освещенных редкими уличными фонарями. Я вышел из машины, и ночь, точно огромное дерево, раскинула надо мной свою черную крону, усыпанную гроздьями звезд. В их далеком холодном свете я вдруг почувствовал себя крошечным и слабым существом. Вроде мушки дрозофилы. Если мушка проживет на этом свете один вместо отпущенных ей двух дней — кому до этого дело? Разве что другой такой же мушке.

За жалюзи в окне дома, который построил Кейт, горел свет — теплый, уютный огонек, которому позавидует идущий мимо одинокий путник. Тот же огонек, что светит убийцам, расправляющимся со своими женами, или с мужьями, или с лучшими друзьями. В доме было тихо, как в склепе.

Свет горел в гостиной. Я поднялся на невысокую веранду и заглянул в щель между планками жалюзи. На коричневом ковре ничком лежала Галли, подперев голову одной рукой и отбросив другую в сторону. Видимая мне часть ее лица была измазана чем-то темным, похожим на кровь. Ее лежащая на ковре рука сжимала пистолет. Ощущение, что я опоздал, которое два часа гнало меня через пустыню, превратилось в уверенность, от которой у меня все оборвалось внутри.