Двенадцать минут любви - Капка Кассабова

— Итак, ты не танцевал два года.

— Они могут пролететь, как один миг. Я знал одну француженку, Джульетту, которая приехала сюда с мечтой о танго. А потом перегорела. Уезжая, она сказала мне: «Ос, три года жизни… куда только они делись».

— Я тоже знаю ее! — вскрикиваю я и бужу спящую Дейзи. — Где она теперь?

— Понятия не имею. Вроде отправилась попутешествовать, но назад не вернулась. Обычная в наши дни история, особенно для тридцатилетних романтических дамочек: приезжают в Буэнос-Айрес, живут во имя танго, влюбляются в танцоров, потом отношения рушатся, поддерживать ритм бессонных ночей очень сложно… их хватает на два-три года, и пора паковать вещи. Танго таких пережевывает и выплевывает, ну ты знаешь…

Еще бы. Ведь я всегда понимала: хотя я и не стану Джульеттой, но она — это я. Ох уж эти романтичные особы…

А тут вдобавок к невеселым думам еще и Ос поставил мелодию под названием «Гитара» из первого альбома Gotan Project. Об одиноком мужчине, который не мог спать из-за нестерпимого горя.

— Бога ради, — пытаюсь убавить звук.

— Эй, не грусти, — улыбается Ос. Он вроде и не от мира сего, но ничто не ускользает от его взгляда. — Всем нужны мечты, и не обязательно они разбиваются о реальность. Давай выключим эту песню. Выберем другую. И он находит другую мелодию все того же Зитароссы — «Милонгу для девушки», в которой пайадор говорит:

Диджей Ос говорит словами песни, потому что танго у него в крови. Его дед Себастьян, известный как Благородная Душа, был последним из таких пайадоров — профессиональных танцоров, поэтов и бездельников, которые слонялись по городам и весям, сочиняя душевные баллады и скабрезные куплеты. Они соревновались друг с другом на импровизированных состязаниях, переходивших в пьянки или политические дебаты, либо и в то и в другое, и заканчивавшихся нередко поножовщиной. Понятно, что с материальной точки зрения быть хорошим мужем такой «певец» не мог, поэтому после того, как пьяный папаша уронил новорожденную мать Освальдо головой вниз, его выгнали из дома. Дед вернулся на дорогу, где пропил и пропел всю жизнь. Спустя тридцать лет, предчувствуя скорую кончину, Себастьян пожелал увидеть давно потерянную жену, конечно же, любившую беспутного супруга все это время. Она пришла к смертному одру, взяла гаучо за руку… «Аурелита, любовь моя, ты вернулась», — просиял он и умер.

— Пайадоры и каудильос — это деревенские кузены городских тангерос, такие же вечно бездомные сорвиголовы с вечными проблемами, — просвещает меня Ос. — В них текла смешанная кровь индейцев, метисов, африканцев. И из их бед выросли милонга кампера и маламбо…

— Что такое маламбо?

— Смотри.

Ос демонстрирует шаги прямо босыми ногами на кухонном полу.

— Носок, пятка, ступня. Носок, пятка, ступня. Носок, пятка, ступня. Простой деревенский танец из пампас, изначально мужской. Но сейчас, конечно, и женщины его танцуют.

Наступает ночь, где-то в отдалении гудят полицейские сирены. Я не танцую сегодня. Не собираюсь каждый день наряжаться и отправляться на очередную милонгу. Лучше буду сидеть на террасе и есть холестериновое жареное мясо.

— Капка, меня кто слушает: ты или Дейзи? Ну так вот: милонга произошла от маламбо, но отличается синкопой и зигзагообразным шагом. И именно милонге танго обязано своим ритмом. Понятно?

— Да, — вроде бы. — Но когда танго стало танго, Ос?

— Ждал, что спросишь! Точного ответа ни я, ни кто другой не знает. Но есть один инструмент, сыгравший ключевую роль.

— Бандонеон!

— Нет, он появился позднее. То был органит, чем-то похожий на шарманку, благодаря которому музыка танго распространилась в городе, в его честь даже песни написаны. Я еще застал последние из инструментов здесь, в пригороде…

Затем маленькие оркестры стали собираться вместе, компадрито отрабатывали шаги в закоулках, танцевали в борделях. Танго относилось к андеграунду, а теперь — ничего себе, супермодный интернациональный танец.

Все так и есть. Милонги Буэнос-Айреса изнемогают от наплыва посетителей. Роскошные туфли на шпильках, гринго, оставившие прошлые жизни и наполняющие темные залы; их вид наводит на мысль о необходимости срочного переливания крови. Выступления восходящих или взошедших звезд, оспаривающих законы гравитации и традиционные представления о минимальных размерах нижнего белья.

На модной Practica X под неоновыми лучами красивые люди нового поколения в джинсах и кроссовках (мужчины) и мешковатых брюках и топах (девушки) демонстрируют идеальное открытое объятие. Сегодня выступает пара в серебристо-белых одеяниях, они похожи на ангелов-экстерминаторов. Он невысокого роста с дерзкой скульптурной бородкой (в наши дни — символ «крутого танго-маэстро») и в таких огромных штанах, что туда с легкостью поместилась бы еще и его партнерша. Она же парит не рядом с ним, а как будто над ним, вышивая в воздухе множественные очо. Делать узоры ногами на полу нынче недостаточно.

На милонге Salon Caning, половина посетителей которой состоит из иностранцев, трафик ни к черту, и танцпол напоминает перекресток аргентинской столицы в час пик.

— Бог мой, Дарио, я, конечно, похожа на старую брюзгу, но что стряслось с танго?

Лысина и одиночество моего приятеля стали еще заметнее, чем раньше. Он вздыхает:

— Что, что — деньги. Все встало на коммерческие рельсы.

— Но некоторые из этих выступлений — даже не танго!

— Танго-китч. Что такое китч — тебе предлагают видимость вещи, но не суть. Кстати, если говорить о сути, вот тебе танда Тантури. Пойдем станцуем.

Дарио по-прежнему бывает здесь два-три вечера в неделю.

— Если честно, я никогда не танцевал раз в неделю. Какой смысл? Можно вообще не беспокоиться.

Я осматриваюсь в поисках других знакомых лиц. Итальянец, по слухам, загремел в тюрьму. Марио теперь приходит лишь раз в неделю. Мерседес перестала вообще появляться на вечеринках, и никто, даже Марио, не знает, что с ней. Это меня огорчает: я-то думала, они друзья. Именно так: они были друзьями по милонге. Как я недавно выяснила, здесь есть принципиальная разница. Обычные друзья верны друг другу, а друзья по милонге верны милонге, каких бы жертв она ни требовала. И не стоит это путать.

Впервые я вижу, что в каждом из нас, присутствующих здесь, есть что-то от проститутки или сутенера времен раннего танго. Некоторые, как «такси-дансеры», продают свое тело, другие готовы использовать старого друга ради нового любовника. Одни (как я последние два года) жертвуют здоровьем во имя просроченной мечты, другие меняются сексуальными партнерами, как пешками на шахматной доске танца.