Игра теней - Тэд Уильямс

— Мне рассказывали, дочь Шасо умерла, потому что один человек… некий Давет… разбил ей сердце. Соблазнил ее, а потом покинул. Это правда?

Во взгляде Идиты мелькнуло беспокойство. Прочие женщины, заскучавшие во время долгого разговора на непонятном языке, тихонько переговаривались между собой. Идита сделала им знак замолчать.

— До меня доходили лишь слухи… — растерянно пробормотала Идита. — В конце концов, я жена простого купца, и мне не пристало рассуждать о делах знатных людей, подобных лорду дан-Хеза и лорду дан-Фаар. Они сияют, как звезды, над моей смиренной головой. Как и вы, Бриони-зисайя.

— Ну, вот еще выдумала! Я-то уж точно не сияю и совсем не похожа на звезду. Почти месяц я хожу в чужой одежде. У меня нет крова, я всего лишь гостья в вашем доме.

— Да, Бриони-зисайя, ты оказала нам великую честь.

— Скажи… у тебя на родине моего отца ненавидят? За то, что он сделан с Шасо?

Идита подняла не нее огромные карие глаза, ласковые и сочувствующие.

— Я буду с тобой откровенна, принцесса, потому что вижу — ты действительно хочешь узнать правду. Да, многие мои соотечественники питают неприязнь к твоему отцу. Однако не думай, что ненависть это единственное чувство, которое возбуждает в Туане король Олин. Некоторые уважают его за то, что он приказал своим вассалам пощадить Шасо. Но, сделав отпрыска знатного рода дан-Хеза своим слугой, король посягнул на его честь — так думают многие мои соотечественники. Твой отец был щедр к Шасо, он наградил его землями, и это свидетельствует о том, что король мудр и проницателен. Но когда он не позволил Шасо вернуться на родину и защищать свою страну, осаждаемую войсками старого автарка (да придется ему дважды пересекать каждый из семи холмов!), это вызвало в Туане огромную волну гнева. Деяния твоего отца и по сей день служат темой яростных споров. Одни считают его героем, другие — злодеем… Надеюсь, ты не воспримешь мои слова как оскорбление, — добавила Идита, низко склонив голову.

— Нет, нет, что ты.

Бриони переполняли противоречивые чувства. Бесспорно, слова Идиты причинили ей боль. Но досадовала она на себя, а не на свою кроткую собеседницу. Принцессе было горько думать о том, что она так мало знала о Шасо — ведь он столько сделал для ее семьи. А другие советники, министры и прочие приближенные короля, ее отца? Разве о них она знала больше? Авин Броун, лекарь Чавен, старый кастелян Найнор — судьбы этих людей никогда не вызывали у нее ни малейшего любопытства. Как же она, самонадеянная девчонка, дерзнула считать себя правительницей?

— Ты опечалена, Бриони-зисайя. Мой рассказ тебя расстроил, — заметила Идита и махнула рукой, приказывая одной из молодых женщин принести чашку цветочного чая.

Бриони так и не привыкла к горьковатому вкусу гауа, и наслаждаться этим напитком у нее не было ни малейшего желания.

— Ты заставила меня задуматься, только и всего, — с тяжким вздохом возразила она. — И я очень признательна тебе за это. Порой для того, чтобы лучше рассмотреть что-нибудь, необходимо отойти на значительное расстояние.

— Верно, — кивнула Идита. — Пойми я это в твои годы, я могла бы обрести истинную мудрость и не превратилась бы в глупую старуху, какой стала теперь.

Последние слова Бриони пропустила мимо ушей: она уже знала, что самоуничижение служит в этом доме признаком хорошего тона.

— Но даже если ты обретешь всю мудрость мира, она не поможет исправить прежние ошибки, — выпалила она.

— Да, — улыбнулась Идита. — Вижу, дитя мое, ты уже сделала несколько шагов на пути познания. Давай-ка выпьем чаю и поговорим о чем-нибудь приятном. А Фану и ее сестры усладят наш слух пением.

На тринадцатый день своего пребывания в доме Эффира дан-Мозана Бриони проснулась утром и обнаружила, что на женской половине царит великая суматоха. Принцесса до сих пор не привыкла вставать так рано, как было принято у обитательниц хадара: они покидали постели прежде, чем первые солнечные лучи разгоняли сумрак на горизонте. Едва открыв глаза, Бриони поняла, что все давно на ногах и с нетерпением ждут ее пробуждения.

— Ах, она проснулась! — воскликнула хорошенькая юная Фану. Обернувшись к своим товаркам, она что-то быстро защебетала на своем языке. Бриони разобрала лишь несколько раз упомянутое имя Идиты.

Смущенная всеобщим вниманием, Бриони принялась снимать ночную рубашку, чтобы поскорее одеться. Но женщины окружили ее и со смехом замахали руками.

— Не надо, — остановила ее Фану. — Погоди. Сейчас придет Идита.

Бриони позволили умыться и почистить зубы, за что она была весьма признательна. Когда она покончила с умыванием, явилась Идита, облаченная в поразительно красивое платье из сверкающего белого шелка с темно-красным поясом.

— Мне не дают одеться, — пожаловалась Бриони.

Она чувствовала себя неловко, стоя в ночной рубашке рядом с пышно разодетой Идитой. Высокая, светлокожая, сейчас принцесса особенно остро ощущала, что разительно отличается от этих миниатюрных и смуглых женщин.

— Не сердись, Бриони-зисайя, — ответила Идита. — Мы сами хотим тебя нарядить. Ведь сегодня особенный день.

— Почему? Кто-нибудь выходит замуж?

В ответ Идита лишь рассмеялась и покачала головой. Остальные женщины тоже дружно захихикали. Идита как-то объяснила Бриони, что в большинстве своем они происходят из состоятельных семейств и отнюдь не являются женами Эффира дан-Мозана. Положение, которое они занимают в доме, ближе к положению фрейлин при дворе Бриони. Некоторые из них были служанками, другие, такие как Фану и ее сестры, доводились родственницами Идите или ее супругу. Хотя Эффир дан-Мозан не был отпрыском знатного рода — по крайней мере, в том смысле, в каком привыкла понимать знатность Бриони — он, несомненно, мог с полным правом считаться влиятельным и могущественным человеком. Поэтому многие родители полагали большой честью отправить своих дочерей к нему в дом, где девушки получали воспитание под крылом мудрой и опытной Идиты.

— Сегодня День богов, — пояснила Идита. — В этот день мы возносим молитвы.

— Но в прошлый раз вы не взяли меня на богослужение, — пробормотала Бриони, вспоминая долгое утро, проведенное в полном одиночестве. Принцессе нечем было занять себя, и она слонялась по женской половине, жалея о том, что у нее нет книги или хотя бы рукоделья.

— Сегодня ты тоже не сможешь с нами пойти, — сказала Идита и ласково погладила Бриони по руке. — Мы рады, что ты живешь в нашем доме, но для Великой Матери ты чужестранка. Мой супруг, Эффир дан-Мозан, сказал, что нам не следует учить тебя, нашу гостью, своим ритуалам.

— Если я не пойду в храм, зачем мне наряжаться?

— Потому что, помолившись, мы отправимся в город, — сообщила Идита. Окружавшие ее женщины весело защебетали и заулыбались. — С тех пор как ты стала нашей гостьей, ты не выходила за порог дома. Мой супруг полагает, что ты заслужила прогулку по городу.