Ленин в поезде - Кэтрин Мерридейл

В городе, страдавшем от постоянного дефицита топлива, полагали, что выбор большевиков пал на дом Кшесинской из-за того, что в нем имелся огромный запас печного угля – подарок одного из влиятельных великих князей10. Как бы то ни было, теперь эта женственная обитель превратилась в главный штаб большевиков – резиденцию Петербургского комитета РСДРП(б). Старинную мебель вынесли, рассказывает Суханов,

изысканные плафоны и стены совсем не гармонировали с примитивными столами, стульями и скамьями, кое-как расставленными для деловых надобностей.

В ночь, когда сюда прибыл Ленин и во дворе особняка постепенно остывали моторы автомобилей, в парадной гостиной заканчивали накрывать щедрый шведский стол. В соседнем помещении – белом концертном зале с большим роялем, напоминавшим о былой славе особняка, – старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки, обнимались, целовались и говорили все разом. Человек с меньшими амбициями, вероятно, с удовольствием присоединился бы к радостной дружеской компании вокруг самовара, но Ленин не хотел упускать миг общественного воодушевления. Он быстро разыскал дверь на балкон – единственную открытую часть здания, выходившую на проспект. Рядом с виллой громоздилась петроградская мечеть – в этот час не более чем силуэт на темном фоне, по другую сторону проспекта угадывались нагие призраки деревьев парка. Наклонившись в темноту, ближе к аудитории, Ленин, уже совершенно охрипший, вновь стал говорить. Суханов вспоминал:

“Грабители-капиталисты! – слышалось с балкона. – …Истребление народов Европы ради наживы кучки эксплуататоров. Защита отечества – это значит защита одних капиталистов против других..”

При этих словах Суханов услышал из группы стоящих рядом солдат:

Вот такого бы за это на штыки поднять. А?.. Что говорит!.. Слышь, что говорит! А?.. Кабы тут был, кабы сошел, надо бы ему показать! Да и показали бы! А?.. Вот за то ему немец-то… Эх, надо бы ему!..11

Ленин в конце концов вернулся с балкона, однако попить чая вождю революции еще долго не удавалось. Лишь около двух часов ночи гостей большевиков наконец пригласили вниз, в большой зал, где собралось около двухсот человек. Тщательно отрепетированные приветственные речи были полны привычных штампов о демократии, свободе и успехах революции.

Ленин претерпевал потоки хвалебных речей, – писал (не присутствовавший при этом) Троцкий, – как нетерпеливый пешеход пережидает дождь под случайными воротами12.

Вся эта часть вечера, “в общем, довольно однообразная и тягучая” (Суханов), казалась такой же душной, как собранные в рюш белые портьеры, сохранившиеся на окнах балерины. Но аплодисменты еще не стихли, когда Ленин поднялся с места с ответной речью – наступательной и даже агрессивной. Эта речь во всех отношениях была шедевром ораторского искусства, а если учесть, что она звучала из уст немолодого человека, который только что восемь дней и ночей провел в нервной, мучительной поездке, то казалось настоящим чудом.

Ленин читал лекцию товарищам полных два часа. Записи этой речи сделал один-единственный человек – Суханов, которому с помощью кого-то из высокопоставленных большевиков удалось контрабандой пробраться в дом.

Мне не забыть этой громоподобной речи, потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных, – пишет он. – Я утверждаю, что никто не ожидал ничего подобного. Казалось, из своих логовищ поднялись все стихии, и дух всесокрушения, не ведая ни преград, ни сомнений, ни людских трудностей, ни людских расчетов, носится по зале Кшесинской над головами зачарованных учеников13.

“Учительские” ассоциации возникли и у Троцкого:

Его речь, комментировавшая “тезисы”, проходит , точно влажная губка учителя, стирающая с доски то, что на ней было написано запутавшимся школьником14.

Ленин обрушил на своих старых друзей в Петросовете настоящие громы и молнии. Но он атаковал и Временное правительство, видя в сотрудничестве с ним “смерть социализма”, и “революционное оборончество” (“измена социализму”), и даже набросился на саму идею коалиции с любой другой социалистической партией – прежде всего с меньшевиками, – которые якобы одобряют продолжение войны. Суханов:

Громоподобный оратор обрушился на тех, кто облыжно выдает себя за социалистов. Это не только наши советские заправилы. Это не только социалистические большинства Европы. Это не только ныне разросшиеся меньшинства, во главе пролетариата ведущие борьбу за мир, против империализма своих стран. Все эти “социалисты” – народ заведомо и давно отпетый. Обо всех этих группах нельзя допускать и мысли как о возможных соратниках, союзниках, товарищах. Надо немедля отряхнуть от ног своих прах социал-демократии, сбросить “грязное белье” и назваться “коммунистической партией”.

Но самым мощным ударом прозвучало заявление Ленина о том, что первый этап революции завершен. Специфика нынешней ситуации, объяснял он, состоит в том, что общество вступает во вторую фазу революции, когда власть должна перейти в руки пролетариата и беднейшего крестьянства:

Не надо нам парламентарной республики, не надо нам буржуазной демократии, не надо нам никакого правительства, кроме Советов рабочих, солдатских и батрацких депутатов!

Это и в самом деле, по ощущению Суханова, звучало как гром среди ясного неба:

Ни о чем подобном никто из внимавших учителю в зале Кшесинской доселе и не заикался. И понятно, что всеми слушателями, сколько-нибудь искушенными в общественной теории, формула Ленина, выпаленная без всяких комментариев, была воспринята как чисто анархистская схема15.

Главное, говорил Ленин, – понять скрытые пружины классовой политики. Буржуазия неспособна покончить с войной, потому что она в ней заинтересована. Было бы непростительной ошибкой думать, что она добровольно отдаст свою добычу, и всякая уступка с ее стороны окажется в конце концов ловушкой. Сотрудничая с буржуазией, меньшевики Исполкома предают революцию, и каждый большевик, голосующий за союз с ними, становится, как и они, предателем.

“Правда” требует от правительства отказаться от аннексий, но у правительства капиталистов требовать, чтобы оно отказалось от аннексий, восклицал Ленин, – бессмыслица, вопиющая насмешка! Все встречи, поиски формулировок, промежуточные победы, ночные переговоры, телефонные звонки – всё это было разом объявлено глупым и бессмысленным. Пришло якобы время пролетариату самому взглянуть в будущее и взять власть в свои руки:

Империалистская война не может не перейти в войну гражданскую. И она может быть закончена только войной гражданской, только всемирной социалистической революцией! 16

Своей речью Ленин заставил изрядно растеряться всех, кто его слушал в зале особняка Кшесинской. По словам Суханова,

большевистская секта продолжала пребывать в недоумении и растерянности. И [незначительная] поддержка, которую нашел себе Ленин, пожалуй, ярче всего подчеркивала его полную идейную изолированность не только среди социал-демократии вообще, но и среди своих учеников в частности17.