Бесов нос. Волки Одина - Юрий Вяземский

– Вы всех литературных героев знаете по имени-отчеству? – спросил Трулль.

– Зачем всех? Но тех, которые созвучны моим мыслям, я уважаю и интересуюсь их художественными биографиями. Они для меня, как я уже, помнится, признавался, научные источники. На память же я никогда не жаловался. Тьфу-тьфу-тьфу. – Сенявин хотел было плюнуть через левое плечо, но слева от него сидел Ведущий, и поэтому Андрей Владимирович только трижды произнес свое «тьфу», но ни разу не плюнул.

– А как быть с другими чертами русского национального характера? – продолжал спрашивать Трулль. – А именно: щедростью, мужеством, поразительным терпением, интересом к глобальным проблемам, неповторимым чувством юмора? Как они сочетаются с вашим Униженным Оскорби телем?

– На эту тему я мог бы долго и обстоятельно рассуждать. Но вам отвечу кратко. Извольте: через Зону сочетаются, и так их удобнее всего рассматривать.

– Не понял вас… Как это?

– А вот как. Когда, как мы уже говорили, у тебя в любой момент все могут отнять, стоит ли жадничать? Отсюда и наша прославленная русская щедрость… Какое главное правило в русской тюрьме? «Не верь, не бойся, не проси». – Тут вам сразу и мужество, и терпение, и даже интерес к глобальным вопросам, потому как мелкие, бытовые вопросы у нас никогда не решаются, и сколько их можно обсуждать, когда небо в решеточку? Так и тянет к вечным проблемам, к Богу, на которого главное тюремное правило не распространяется, и, стало быть, можно и верить, и бояться, и просить. Недаром у того же Достоевского старец Зосима говорит: русские преступники от других преступников тем отличаются, что они еще и веруют… Что из вами перечисленного у нас осталось? Юмор неповторимый? Ну так без этого спасительного чувства не только в тюрьме – на свободе в России жить невозможно. Я как представлю, что у меня и юмор отнимут… Не пугайте меня, ради бога!

– Это вы меня пугаете, Андрей Владимирович, – тихо произнес Ведущий.

– Чем же, Александр… Александрович? – кисло ухмыльнулся Сенявин и как бы озадаченно огладил свою пышную шевелюру.

– Неужели вы такие лекции читаете вашим студентам?

«Читаю и буду читать», – стало обиженно всплывать у Андрея Владимировича.

– По крайней мере, читал до сих пор, – ответил Профессор.

– А вы не боитесь, что за подобного рода рассуждения вас могут… Ну, скажем, уволить?

Тут столько всего злого и раненого стало рваться наружу у Андрея Владимировича. Но он сдержался и спросил:

– А что лично вам не нравится в моих рассуждениях?

– Честно говоря, мне многое не нравится, дорогой профессор, – грустно признался Трулль, продолжая, однако, улыбаться. – Но больше всего мне не нравится, что вы так ярко, так вдохновенно нарисовали картину, которая вроде бы правдиво отражает нашу жизнь и нашу историю. Но это – лишь часть правды, ее черная изнанка, которую вы везде, во всех ваших комнатах, отыскиваете и живописуете сочными мазками. Вам, наверное, кажется, что они у вас разных цветов. Но, по сути, все они – лишь различные оттенки черного.

«Ишь как красноречиво разговорилась наша телезвезда!» – чуть ли не с восхищением подумалось Сенявину.

– Вы меня, конечно, простите, профессор, – продолжал Трулль. – Но у вас выходит не правда, а полуправда, которую многие люди считают самой страшной формой лжи. – Улыбка теперь полностью исчезла с лица Ведущего.

– А вам бы хотелось, чтоб я… чтобы я живописал не эту, а другую часть полуправды – такую же ложь, но светлую, бодрую, позитивную, как у вас говорят? – чуть приподняв брови и учтиво наклонив голову спросил Профессор.

– Нет, не хотелось. Но я вдруг вспомнил знаменитую индийскую притчу. Помните? Шесть слепых ощупывают слона. Первый коснулся рукой его бока и говорит: «Это стена». Второй дотронулся до хобота и говорит: «Это змея». Третий протянул руку к бивню и воскликнул: «Это копье!» Четвертый…

– Но мы-то с вами, я надеюсь, не слепые! – воскликнул Сенявин, не дожидаясь окончания притчи. – Я, как умел, описал вам часть нашего слона. А вы можете рисовать другие его части, которые вам больше по душе… И сделайте милость, не забывайте, что слон – это не только индийское или африканское животное, но еще и российский СЛОН – Соловецкие лагеря особого назначения… У вас эта притча, Саша, почти по Фрейду выскочила.

– Я, пожалуй, пойду, – будто испуганно произнес Ведущий. Потом наклонился к Профессору и прошептал ему на ухо: – Нам, работникам средств массовой информации, не рекомендовано долго общаться с не-патриотами.

Трулль прямо-таки ослепил Сенявина улыбкой, встал и направился к центру лодки.

«Так просто ты от меня не уйдешь!» – решительно подумалось Андрею Владимировичу. Профессор тоже поднялся и последовал за Ведущим.

Разместившись на скамье неподалеку от Мити, так, чтобы ему были одновременно видны сидевший за штурвалом Петрович и расположившийся напротив него Трулль, Сенявин заявил, глядя на Драйвера:

– Подводя итоги, всем вам, господа, еще раз хочу напомнить: в самом начале мы ведь договорились, следуя методу Ивана Карамазова, говорить «как можно глупее», дабы было «прямо и честно». Так что если кого-то моя честная прямота покоробила, спишите ее на заранее объявленную глупость рассуждений. Это во-первых.

– Во-вторых, – Профессор, обернулся к сидевшему рядом Мите, – я, как вы, должно быть, заметили, говорил о нашем, что называется, историческом наследии, о тех негативных традициях, которые живут в России с давних времен и от которых нам предстоит избавиться.

Митя, почувствовав на себе взгляд Сенявина, развернулся, уперся своими прозрачно-голубыми глазами ему в переносицу, отчего у Профессора будто защекотало в носу.

Сенявин поспешил отвернуться от Мити, переводя взгляд на Ведущего. Тот в это время что-то искал в своем рюкзачке.

– В-третьих, патриотизм – очень сложное чувство, – объявил Профессор. – И настоящий патриотизм, как мне представляется, должен состоять минимум из трех компонентов: из любви к родине, из сострадания к ней, когда ей больно, и из стыда за нее, когда она ведет себя предосудительно или греховно, как говорят верующие люди… Во всяком случае я, дорогие друзья, всегда принадлежал к этой категории патриотов. И меня всегда возмущали люди, которые, произнося слово «отечество» или «родина», начинают брызгать слюной и своими патриотическими криками словно пытаются заглушить стоны или ропот своей земли и своего народа. Этих крикунов, выслуживающихся перед властями, иногда называют квасными патриотами. По-моему, весьма точное определение. Потому что они и впрямь квасятся будто в пьяном угаре и своими воплями, своим брызганьем поганят великие слова, делая их отталкивающими для честных и думающих людей. Боюсь, господа…

– Вот этого не надо! – вдруг, не оборачиваясь, прервал Профессора Драйвер. – Надо помнить о трех вещах.

– О каких еще вещах?! – сердито спросил Профессор.

– Во-первых, как и в прошлый раз, надо аккуратно подсечь. Во-вторых, как вы умеете, не спеша и плавно вести. У него может быть порвана губа. А в-третьих, я вам сам помогу, когда подведете.