Вдребезги - Кэтлин Глазго

дому. И испытаешь благодарность за то, что он открыл дверь и улыбается. «Я потерял счет времени». «Привет, я как раз думал о тебе». Но на самом деле он попросил. «Ты не хочешь, ты не сумеешь, может, сбегаешь мне за конфетами? Потом мы можем посмотреть телевизор или сама знаешь чем заняться». Райли называл меня «моя ночная гостья». Он напоминал саму пустыню: она такая красивая, такая теплая, но там повсюду острые края, с ними надо быть осторожной. Просто нужно знать, где они. Итак: я знала, что это неправильно. Но возможно, я такая, какая есть, и это хорошо так, как есть. В любом случае, уже слишком поздно: я втянулась.

Я откинулась назад на сиденье велосипеда и слушала, держа в руке пакет от Вэнди. Каждый вечер я останавливалась на одном и том же перекрестке, у того же самого знака «стоп» на столбе с вмятиной, и слушала, как звуки гитары Райли разносятся по улице. Я узнала об этом позже, когда он открыл мне дверь и я увидела его магнитофон на полу вместе с открытой тетрадью с отрывными листами. Страницы были исписаны небрежными каракулями Райли, в пепельнице виднелась большая груда раздавленных окурков. Иногда по вечерам я слышала, как нежное и теплое звучание гибсоновской гитары «Колибри» разносится в тяжелом воздухе; Райли пел не всегда. Один раз, когда я была в библиотеке, я нашла альбом «Могила» на компьютере. Тайгер Дин до сих пор сохранил сайт группы. Я выбрала песни «Строчильная машина» и «Объект благотворительности», где пел Райли. Поначалу голос Тайгера всегда привлекал внимание – мощная комбинация индивидуальности и тона, но именно текст соединил все воедино, именно он заставил меня прислушаться, интуитивно выискивать определенные фразы и слова. Была еще одна песня, где Райли пел один – баллада под названием «Пушка», про мужчину, настолько убитого горем, что его сердце вырвалось из груди и покатилось, а он догонял его («И мое сердце выстреливает из меня / Как пушка / И катится на дно ущелья / И там я останусь, / Опустошенный этими напрасными днями, / Пока ты не придешь / И не выйдешь за меня замуж, детка»). Думаю, в этой песне случилось точное попадание, потому что Райли не певец по своей природе. И его голос ломался в одних местах, дрожал в других и совсем исчез в конце – это сделало песню еще более грустной.

На улице, где жил Райли, люди сидели на крыльцах, с вином или пивом в руке, и тоже слушали его, их лица казались открытыми навстречу музыке. Когда он играл как надо, без ошибок, когда он проигрывал песню от начала до конца, это вызывало волнение, пронзало мою душу насквозь. И лица его соседей загорались. Когда Райли заканчивал, они аплодировали понарошку, не желая выдавать свое внимание – никто не хотел, чтобы он перестал играть. Все проявляли заботу о нем, будто он яйцо, которое нужно держать бережно.

Но Райли все-таки прекратил играть, когда услышал, как я топаю вверх по крыльцу. Он положил «Гибсон» на диван, пошуршал своими бумагами, сделал большой глоток пива, закурил сигарету, взял у меня пакет и исчез в ванной.

Когда мы уединялись в его доме, вместе, со всеми неизбежными спутниками Райли: с его замусоленными старыми книгами в массивном книжном шкафу, с альбомами, расставленными в алфавитном порядке на полках по всей комнате, с удобным, элегантным и помятым диваном с бархатной обивкой, с небрежными переполненными пепельницами – я думала, что могла бы жить здесь. Внутри уже прожитой жизни, стоявшей крепко на своем месте.

Поначалу они слишком много смеялись, нервничали, и мне приходилось ждать, пока они успокоятся и выпьют еще немного, перед тем как начать.

Солнце постепенно заходило, но крыльцо достаточно освещено, чтобы я могла их рисовать. Это Гектор из квартиры 1D и Мэнни со своей матерью Карен. Думаю, они привыкли к тому, что люди глазеют на них, а не просто смотрят. Карен ерзала на поржавевшем металлическом стуле, рассматривая свои ногти. Мэнни сидел на ступеньках, прислонившись к перилам.

– Ага, – наконец произнес он. – Ты можешь начать, да, ма?

Мы были на крыльце, я изучала складки и линии на их лицах и быстро работала, размазывала и сдувала серую пыль от угольного грифеля.

– Твоя самая большая любовь? – спросила Карен. – Хочу знать про нее.

– М-м-м. Мне особо нечего рассказать.

Карен покачала головой и произнесла:

– С мужиками бывает так трудно.

Лицо Мэнни с резко очерченными контурами, его темно-коричневые глаза спокойно обращены ко мне. Он посасывал пиво сквозь сжатые зубы и рассказывал мне, что его работа в основном состоит в подмене тех, кто не пришел на службу.

Каждый день они с Гектором и с кем-то еще из нашего дома ждали на углу задыхающейся от зноя улицы в центре города среди множества других мужчин, когда подъедут грузовики в поисках разнорабочих, чтобы поливать сады на холмах в северной части, подстригать живые изгороди, помогать рыть ямы для новых бассейнов, для джакузи, искусно выложенных плиткой.

– В одном доме, – говорил Гектор, глотая слова и наклоняясь вперед, нарушая позу, в которой так хорошо сидел еще секунду назад, – плитка бассейна была с рисунком лица владелицы дома, представляешь? Как будто ее фотография под водой. Она будет плавать на своем собственном лице.

Он плюнул на крыльцо, бросив быстрый взгляд на нахмурившуюся Карен.

– Благодаря нам этот проклятый город функционирует, а они хотят избавиться от нас. Построить какую-то дурацкую стену.

Когда я закончила, они взяли в руки мой блокнот для рисования, преисполненные почтения. Они довольны, что могут наконец увидеть себя, как и Эван, когда видел себя в моих комиксах. Их радость наполнила и меня.

Я вытирала столы в кафе, когда какой-то мужчина у стойки посмотрел на меня и произнес:

– Можете мне помочь? Пожалуйста. – Он настойчиво барабанил по стойке.

Все ушли, поэтому я сделала для него капучино, осторожно наливая нежную пену поверх эспрессо в стакан навынос. Обычно я этим не занимаюсь, но я достаточно наблюдала за Линус и чувствовала нечто вроде волнения, когда попробовала сама. Мужчина протянул мне деньги, и я пробила ему чек, тоже впервые. Мне немного приходилось заниматься этим в магазине деликатесов у маминой подруги, поэтому я помнила в общих чертах работу кассового аппарата. Он ушел, дзинькнул звонок на двери.

– Что ты делаешь, Чарли?

Появилась Джули, ее лицо нахмурилось.

Я опустила взгляд на все еще открытый выдвижной ящик кассы, ячейки с купюрами и мелочью.

– Ничего. Тот мужчина, он купил кофе.

Я показала на него, но мужчина уже