Assassin's Creed. Ересь - Кристи Голден

Удалить и стереть.

Он надеялся, что Саймон не отклонится от нужного пути слишком сильно.

Хэтэуэй заказал в «Буре» корзину трудоголика, которая своим содержимым его не разочаровывала, и углубился в изучение книг. Несмотря на количество выпитого чая и искреннюю увлеченность предметом исследования, беспокойная ночь давала о себе знать, и он задремал. Вместо глубокого забытья он погрузился в водоворот тревожного видения: Жак де Моле в огне и дыму выкрикивает проклятие своим мучителям.

Саймон резко выпрямился, сердце в груди колотилось. Ну конечно, рассуждал он: Жанну д’Арк обвинили в ереси и сожгли на костре; Жак де Моле принял такую же мученическую смерть; их пути сошлись в башне Кудре, хотя эти два события разделяло целое столетие. Вполне естественно, что подсознание вспомнило о Великом магистре тамплиеров, так как с каждой симуляцией «Анимус» подводил его все ближе и ближе к смерти Жанны.

Явившийся во сне де Моле напомнил Саймону, что отдел криптологии не дал комментариев по оставленным на стене башни письменам. Он знал, что Виктория предварительно перевела латинский текст – криптологи тем не менее должны были дать свое одобрение, – но он был так увлечен поисками меча и был таким усталым, что забыл спросить у нее, что она там напереводила. Саймон снял очки, потер глаза, встал, потянулся и, глядя на компьютер, громко сказал: «Криптология».

Он присел на край письменного стола и ждал, когда на экране лого «Абстерго» уступит место добродушной физиономии Закария Моргенштерна.

– Профессор Моргенштерн, рад вас видеть.

– Приветствую вас, профессор Хэтэуэй! Поздравляю с повышением! Чем могу быть полезен?

Дружеское приветствие и поздравление застало Саймона врасплох.

– Я хотел бы узнать, как дела с расшифровкой послания де Моле, оставленного им в Шиноне. Мы отправили его в ваш отдел пару дней назад.

Профессор нахмурил лоб, и его учтиво приветливое лицо сделалось еще более морщинистым.

– Не вполне уверен, что понимаю вас. Конечно, мы все знаем о существовании послания. Извлекли из «Анимуса» новую информацию?

Саймон похолодел:

– Доктор Бибо с вами не связывалась?

– Последние несколько дней с нами не связывалась ни Бибо, ни кто-либо еще. Хотите, чтобы я проверил?

– Нет-нет, все в порядке. Я сам с ней поговорю. Возможно, ей потребовалось время, чтобы дополнительно поработать с посланием. Уверен, мы с вами еще свяжемся. Спасибо. Будьте здоровы.

Лицо Моргенштерна не сразу исчезло с экрана.

Саймон был совершенно сбит с толку. Послание де Моле оказалось пустяком, который и выбросить не жалко? Такая неожиданная находка может осчастливить любого из таких ребят, как Моргенштерн – да и сам Хэтэуэй, – которые всю жизнь только и занимаются тем, что ищут в далеком прошлом новые факты. Но эти факты ни на что реально не влияют, поэтому у Виктории не было причин считать расшифровку послания чем-то срочным.

С другой стороны, причин не отправлять послание на дешифровку у нее тоже не было.

И вдруг Саймон остро почувствовал, что за ним следят. Спокойно он вернулся в свое удобное кожаное кресло и взял одну из книг о Шиноне. Листая, он останавливался на отдельных отрывках, затем, словно случайно, натолкнулся на абзац о послании Жака де Моле на стене башни.

«Анимус» открыл ему одну важную особенность – воспоминания своего предка он помнит более четко, чем события собственного прошлого. Разумеется, у Виктории на этот счет имелась своя теория – поскольку для субъекта эта информация новая и необычная, восприятие обостряется. Как бы то ни было, но слова и знаки отпечатались в его памяти четко и ярко. Габриэлю велели внимательно их рассмотреть, и Саймон сделал это вместе с ним. До сего момента ему было недосуг этим заняться, но сон плеснул масла в огонь.

Прошло несколько дней, и картина виденного немного поблекла, или, возможно, на нее наложились более свежие впечатления, но в память врезался один рисунок. Он особенно выделялся – профиль, очевидно, тамплиера, смотрящего на солнце, которое больше походит на перевернутую слезу или каплю дождя или крови, а возможно, щит. Саймон не знал, как интерпретировать это изображение. Рисунок солнца, которое в далеком прошлом видел Габриэль, ничем не отличался от других рисунков – невыразительный барельеф, только и всего.

Но солнце, запечатленное на фото в двадцатом столетии, представляло собой достаточно глубоко выдолбленное отверстие. Насколько глубоко, по фотографии было не определить, но тот, кто оставил его в стене донжона, потратил уйму времени, чтобы сделать это углубление в каменной стене. С какой целью? Вероятно, чтобы потом чем-то его заполнить.

Заполнить… или спрятать что-то внутри и прикрыть сверху?

В это небольшое углубление более семисот лет назад что-то положили? И это сделал тамплиер, возможно сам Жак де Моле? И это что-то было предназначено человеку понимающему. Что это было – ключ, драгоценный камень, записка?

Частица Эдема?

Что-то было не так. Саймон понял это, когда одну из двух фраз, которые видел Габриэль на стене, он не нашел на поздней фотографии. Эта фраза была уничтожена.

Саймон закрыл книгу и взял в руки одноразовый телефон. Модель телефона соответствовала корпоративной, выданной ему «Абстерго», чтобы, если за ним следят, не вызвать мгновенного подозрения.

Он быстро нашел и установил «переводчик», набрал латинскую фразу, которую его подсознание выбросило на поверхность во вчерашнем сне, ту, что исчезла или была невидима на современной фотографии: «Si cor valet, non frangit».

Появился перевод: «Если сердце сильное, оно не разобьется».

Саймон не стал вовлекать в процесс Моргенштерна. Если он не участвует в тайном сговоре, то Хэтэуэй и не хотел его вовлекать. А если он в…

В кармане завибрировал корпоративный телефон. Саймон никак на это не отреагировал, просто положил одноразовый телефон в тот же карман, поднялся, сделал глоток чая и только после этого достал из кармана телефон, словно сообщение пришло только что.

Послание было от Виктории: «Как вы себя чувствуете?»

«Злюсь, нервничаю и хочу знать, что, черт возьми, происходит», – подумал Саймон. Но текст набрал иной: «Значительно лучше благодаря яйцам по-шотландски и кексам. Вот список, в 20:00 встречаемся у „Анимуса“, обсуждаем».

«Как удается быть в форме при такой диете?»

«Хорошая генетика», – ответил Саймон и, засунув телефон в карман, вернулся к письменному столу, и тут его взгляд упал на меч. Действительно, хорошая генетика. Он сел за компьютер и начал печатать.

Когда они с Викторией шли к лифту, футляр с мечом был у Саймона под мышкой.

– …Считаю это отличной идеей, мы сможем рационально использовать отведенное нам время, – говорила доктор Бибо, глядя на список, который он ей отправил. – Это хорошо сработало во время противостояния англичан и французов. Я не думала, что меч мог сыграть в этом какую-то роль, но в действительности его роль оказалась велика.