Ведьма в шоколаде - Ольга Пашнина

— Она правда уезжает? Неужели это действительно случится! Она переврала все!

— Что, например? — ехидно спросил Дрэвис.

— Например, я не темная ведьма.

— Это верно, ты вредная ведьма.

— И я никого не спасала, я просто бегала по улице и орала.

— Нам понравилось.

— И жениха я у Сары не отбивала!

— Ну-у-у… тут ты, Кексик, не права.

Забыла, как возмущаться. Забыла, что хотела сказать о премерзкой Рикки Карамель. Забыла, как дышать, взглянув в темные глаза.

— Ну что ты на меня так жалобно смотришь? — вздохнул Дрэвис. — Хочешь добить?

— Иногда мне кажется, что я и впрямь какая-то не такая, — вдруг вырвалось у меня. — Ну неужели меня совсем не за что полюбить? Ну да, я вредничаю, пакости делаю, ругаюсь. Но а что мне остается? Если и так мне никто не рад.

— Ты красивая. И вовсе не вредная. А я тебе рад, очень. Я в эту лавку за всю жизнь столько не заглядывал, сколько с тех пор, как ты тут появилась. Можно я останусь?

— Тут только матрас…

— Я не капризный.

— А Сара? Ты ее жених!

— Нет, не жених. Саре наверняка будет кто-то рад. А у меня в сердце есть место только для другой.

— А если у нее еще никого не было? — Я закусила губу и вдруг почему-то перепугалась.

Казалось бы — раньше надо было пугаться, куда теперь-то, когда отступать совсем некуда?

— Я буду очень рад оказаться единственным.

— А…

— А если она прекратит задавать странные вопросы, получит подарок.

— Странные вопросы у меня кончились, и подарок очень хочу, — призналась я.

На что он усмехнулся и полез во внутренний карман куртки. Мне протянули небольшой бархатный мешочек, в который я тут же сунула нос и палец. Нащупала что-то гладкое — сережки. Но какие сережки!

Я не выдержала и хихикнула. На золотых швензах весело болтались две шоколадные конфетки. Конечно, это было стекло, но выглядели, как настоящие, аж на зуб попробовать захотелось!

— Где ты их нашел?

— Заказал, Кексик. Единственный экземпляр.

— Спасибо, — улыбнулась. — Красивые.

— Мне полагается поцелуй?

Я вдруг поняла, что никогда не целовала его сама. Сопротивляться, изображать возмущение, а самой таять в теплых объятиях было проще, чем сделать простую вещь — прижаться к губам мужчины в простом благодарственном поцелуе.

А сережки были все же хороши. Не роскошью (хотя, несомненно, штучная работа одновременно у стекольщика и ювелира стоила куда больше всех моих денег), а именно тем, что напоминали о лавке. Надо было сказать Дрэвису, что я согласилась ехать с леди Марибет, но теперь я вообще перестала что-либо понимать в наших отношениях.

— Все сам! — Он закатил глаза.

Поцеловал. Требовательно, медленно, пальцами изучая нежную и горячую от температуры кожу на шее. Поцелуй медленно перетекал во что-то большее, с губ срывался на шею. Я чудом не разлила остатки молока, сил только хватило, чтобы отодвинуть подальше кружку и бросить на кипу полотенец сережки, чтобы не разбились.

Мне хотелось быть как можно ближе, продлить мгновения и запомнить их, даже если в будущем меня ждет другая жизнь, в которой Дрэвиса не будет. Почему-то вылетели из головы все слова о Саре, осталось только желание как можно дольше оставаться в этой сладкой теплоте, когда простудный озноб сменяется приятной дрожью касаний.

А ночь за окном впервые не становится свидетелем щемящего одиночества.

* * *

— Дейзи! Кексик, проснись, я принес тебе сиропчик.

Я с трудом открыла глаза, но все равно не проснулась. В голове был сплошной туман, хотелось прилечь и поспать еще немного, пока снова не поднялась температура. Мне в рот быстро сунули ложку с приторно сладким зельем и дали стакан теплой воды, чтобы запить.

— Спасибо, — вздохнула я. — Можно спать?

— Можно спать, — разрешил Дрэвис.

Взгляд зацепился за обнаженную спину мужчины, и мысли сами полезли в голову, прогоняя желанный сон. Пока он ходил вниз, чтобы отнести посуду, я лежала и думала, как же так получилось и что мне теперь делать.

Он разорвал помолвку с Сарой? Или все это было сказано, только чтобы развлекаться с ведьмой, которая ему понравилась? Но если разорвал и что-то ко мне чувствует, как быть с согласием на переезд? И раз мое наказание отменили, мне не нужно оставаться в лавке, а куда идти жить? Вопросов было куда больше, нежели ответов. И они всерьез мешали наслаждаться моментом, хотя и очень хотелось. Зелья действовали, конечно, не мгновенно, но очень быстро, и теперь я чувствовала себя намного лучше.

Дрэвис вернулся в постель… на матрас, если быть точнее. Его совсем не напрягало отсутствие в комнате нормальной мебели, ну или он не подавал виду. Он прижал меня к теплому боку и закрыл глаза. Но мне-то спать уже не хотелось.

— Вздыхаешь? — спросил Дрэвис.

— Просто взгрустнулось.

— Ну, ты хотя бы ничего не замышляешь на этот раз. Кексик, не воюй со мной больше.

— Не буду.

— Ты подозрительно сговорчивая. Это потому что простыла или мне все-таки удалось растопить твое сердце?

Ответить я не успела. Внизу хлопнула дверь. Мы с Дрэвом переглянулись. Уже была почти что ночь, никто не мог войти в лавку. Кроме разве что Крина. Но друг наверняка был занят во дворце и не стал бы приходить на ночь глядя.

У нас обоих возникла одна и та же мысль: Уиллторн. Я считала это маловероятным, но Дрэв и Марк полагали, что он может вернуться и попытаться отомстить. К счастью, раздавшийся следом голос леди Марибет нас успокоил:

— Дейзи! Дейзи, дорогая, ты здесь? Крин сказал, ты больна.

Дрэвис мгновенно вскочил на ноги и спешно потянулся за рубашкой, я тоже как-то смутилась и сползла под одеяло. Застывшая на пороге леди Марибет слегка покраснела.

— О… прошу прощения. Крин сказал, ты заболела.

— Мне уже лучше, — пискнула я.

Хотя по полуголому Дрэвису на моем матрасе можно было догадаться о чем-то таком.

— Сегодня был мой последний день с королевой. Я свободна, мы можем ехать, как только ты поправишься.

Она произнесла это не слишком уверенно, а я не успела скорчить страшную рожу. И Фолкрит медленно повернулся ко мне.

— Уехать? Кексик, о чем она?