Царство небесное - Ирина Измайлова

Седой Волк нагнулся и поднес ко рту узника свою флягу, с великой осторожностью влив ему несколько капель воды. И тогда они услыхали голос, очень тихий, но ясный:

– Слава Иисусу Христу! Я вижу лица людей!

Узник говорил по-французски, но с заметным акцентом, и это означало, что он находится в совершенно здравом уме: не то он не понял бы, на каком языке к нему обращаются и не отвечал бы на нем.

– Как тебя зовут? Откуда ты? – снова спросил Седрик, и его голос непривычно дрогнул.

– Мое имя Григорий. Я – монах с Афона... Лекарь... Приехал сюда, чтобы... чтобы лечить больных... Я – византийской веры, но меня благословил отец-настоятель... Сказал, что на Святой Земле, у Гроба Господня между христианами не может быть споров... Потом меня взяли в плен магометане, когда этот город был ими взят. Я... был среди госпитальеров, что лечили раненых и... и не оставили их, когда все отступали. Мне предложили уйти, потому что я не крестоносец... но... я остался. Они... они хотели, чтобы мы отреклись от имени Господа и приняли их веру. Никто не согласился. И нас замуровали здесь. Раз в день сбрасывали лепешку и спускали кувшин воды. Мы делили все до крошки, до капли... И молились. Потом стали умирать. И... я остался один! В последнее время никто уже не спускал сюда воду и пищу – я мог только слизывать влагу со стен – ее много течет сквозь камни... Я молился Пресвятой Богородице, чтобы пришли люди и чтобы я мог сказать... о том, что мне открылось здесь...

Узник говорил все тише, судорожно глотая воздух, и слушавшим начало казаться, что он бредит. Но вдруг он снова очень ясно произнес:

– Мне нужно увидеть короля Англии Ричарда. Я хочу сказать, что его ждет, и что он должен будет сделать.

– Ничего себе! Это не похоже на бред! – вырвлось у Эдгара.

– Постойте-ка! – прошептал между тем Луи. – Что это так трещит? И... Может, я от всего этого схожу с ума, но сдается мне, что стены этого колодца стали двигаться!

И тут все увидали, как камни стен, противоположной той, к которой был прикован Григорий, действительно пришли в движение, стали медленно расползаться, и меж ними потекли струйки земли, а в своде, по краям закрытого створками отвверстия, появились длинные трещины, и сам свод стал вздрагивать и словно бы опускаться.

– Башня рушится! – крикнул Седрик, первым пришедший в себя. – Наша ловушка сработала раньше, чем мы ожидали. Прочь! Все прочь отсюда, или нас раздавит, как лягушек! Эдгар! Быстро разбивай эту цепь!

Кузнец перевернул кирку тупой стороной и ударил по одному из ржавых звеньев с такой силой, что оно разлетелось пополам. Седрик подхватил монаха на плечо и ринулся к проходу, в который уже пролезали его спутники.

Они бежали по прорытому ими подземному ходу, а сверху на них струями текла и осыпалась земля. Башня содрогалась, оседая и проваливаясь, как старый пень, под которым кроты изрыли землю.

Когда землекопы выбежали в ров, навстречу им кинулись перепуганные оруженосцы:

– Из стен падают камни! – кричал Ксавье. – Одна стена башни треснула и из нее выпал огромный кусок! А сарацины наверху вопят так, будто они уже в аду...

– Там они и будут! – крикнул Эдгар, поворачиваясь к мрачному силуэту Проклятой башни и потрясая над головой сжатыми кулаками. – Вот вам, губители христианских душ! Получили!? Вот вам!!!

С равнины донесся звук рога. Воины Ричарда Львиное Сердце, увидав, как на их глазах разрушается Проклятая башня и падает одна из примыкающих к ней крепостных стен, чуть отступили, чтобы не попасть под падающие камни, но ожидали возможности вновь идти на приступ. Теперь их натиск мог быть уже не бесцельным!

– Вперед! – закричал Седрик, подхватывая одной рукой свое оружие и кольчугу, другой продолжая бережно прижимать к себе почти невесомое тело христианского мученика. – Мы должны увидеть короля! Кто знает, сколько сможет протянуть бедняга-монах?.. Вперед!

В то время, как отряды англичан шутрмовали Проклятую башню, а девять землекопов прорывали тоннели, чтобы ее разрушить, со стороны порта более суток продолжался упорный бой, который вели французы во главе с графом Анри Шампанским. Мушиная башня была в полтора раза ниже Проклятой и не столь хорошо защищена: в ней было меньше бойниц, а ограждение ее верхней площадки, достаточно низкое, позволяло стрелять по этой площадке из больших луков. Однако ров в этом месте был шире, чем с восточной стороны. Он подходил вплотную к башне и окружающим ее стенам, а на стенах, мощных и широких, были установлены камнеметные машины. Но все это не только не остановило французов, но лишь еще больше подняло их боевой дух. Они совершали атаку за атакой, при каждом наступлении успевая сбрасывать в ров мешки с песком, камни и обгорелые доски – останки своих осадных башен, сожженных еще прошлой весною. В конце концов в нескольких местах ров стал достаточно проходимым, и вперед бросились таранщики. Они, конечно, не рассчитывали пробить стену: при ее толщине и мощи это едва ли представлялось возможным, но отвлекли на себя внимание защитников Мушиной башни, в то время, как несколько десятков воинов установили осадные лестницы по обе стороны башни. Эти лестницы примерно на туаз не доставали до верха стены, и благодаря этому сарацины не могли отталкивать и опрокидывать их сверху. Французы взбирались по ним вереницей, верхние хватались за край стены, подтягивались и оказывались наверху. Со стены было довольно легко перебраться на башню, а потому Али аль-Фазир поспешно приказал своим воинам разрушить перекидные мосты, соединяющие эту часть крепостных стен и весь портовый бастион с остальными башнями. Падение Мушиной башни еще не означало падения крепости, однако если французы закрепятся на ней, порт будут контролировать они, да и овладение крепостью станет уже вопросом времени...

Но вскоре шейх аль-Фазир получил известие, которое заставило его забыть о том, что происходило прямо под его ногами. Он стоял на верхней площадке Мушиной башни под защитой одного из ее зубцов и наблюдал за очередной волной штурма, когда примчался его вестовой Рамиз-Гаджи и, задыхаясь, крикнул:

– Неверные псы сумели разрушить основание восточной башни! Стены дали трещины и разрушаются! Рухнула и часть восточной стены! Еще немного, и они с востока войдут в город!..

У командующего вырвался целый залп проклятий, он воздел руки к небу и тут же уронил их, словно понимая, что чуда, о котором он хотел просить, уже не произойдет... Впервые этот опытный и непреклонный воин оказался перед обстоятельствами, которые обрекали его на поражение. Он знал, что его гарнизон и весь город уже два месяца голодают, и им неоткуда ждать подмоги. Подвоз продовольствия с моря прервался давно: корабли христиан захватывают или топят большинство судов, и теперь никто из магометанских мореходов не рискуют подходить к берегам Акры. Армия султана Салах-ад-Дина еще в прошлом году подступила почти вплотную к лагерю крестоносцев, однако те сделали несколько удачных вылазок и доказали, что нападение на них приведет к страшным жертвам. Мамелюки султана возроптали и стали требовать, чтобы он отвел войска от Птолемиады. А тут еще стало известно, что в Палестину вступили отряды германцев, и они вот-вот тоже будут под стенами Акры. И неустрашимый Саладин устрашился! Он словно позабыл, что Фридрих Барбаросса погиб, а его сын Генрих довел до арабских земель всего около пяти тысяч крестоносцев. Стотысячная армия султана отступила и укрылась в горах Каруба, не собираясь возвращаться. А теперь еще прибыли армии франков и англичан, и этот сумасшедший король, который верхом гарцевал под стенами самой неприступной акрской твердыни, будто призывая на себя стрелы... Он казался и впрямь безумцем, но нет, то было, выходит, не безумие, а хитрость: отчаянные и на вид совершенно бесполезные атаки англичан лишь отвлекали защитников гарнизона, в то время как наступающие каким-то невероятным образом сумели разрушить фундамент Проклятой башни!