Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов

Зато с сарматами медвежья семейка никогда не тягалась и другим не давала. Сарматы приходили, собирали дань и, набезобразничавшись всласть, уходили. А хозяином в Севере оставался Чернобор, давно прибравший к рукам осторожного и не шибко храброго Доброгоста. Тот ведь твердил: лишь бы не война, всё племя тогда пропадёт, куда нам с росами биться. Если же находился удалец, готовый биться, — с ним Медведичи вдруг затевали ссору, кончавшуюся для него смертью или увечьем. Вот и приходили сарматы в Чёрную землю будто на отдых.

В своё время молодые ещё Медведичи, привыкшие уже, что среди людей им соперника нет, едва унесли ноги от вставшего в полный рост лешего. И усвоили одно: незачем лезть в драку с более сильным, если рядом хватает слабых. Показывай на них силу и прослывёшь могутом.

Сёстры Невея и Лаума удались в мать — такие же высокие, сильные, широкие в кости, с пышными белёсыми волосами, распущенными по плечам, как заведено у ведьм. И в колдовстве, и в беспутстве они немногим уступали матери. Неудивительно, что взять в жёны Невею решился только на всё способный Скирмунт, а на ещё более шалую Лауму жениха вовсе не находилось. Она, впрочем, не огорчалась: приворожить чарами для развлечения могла любого парня, а черти и лешие любили её и без чар.

А на столе чего только не было: и свиная печёнка с чесноком, и свиные же головы с хреном (всё — от обильных новогодних жертвоприношений), и кровяные колбасы, и медовые пряники, и тарань в мёду, и медовая сыта... Поесть тут любили и знали, кого и как заставить давать для этого стола всё, что хочется хозяевам, ещё и радоваться, что угодил могучим чародеям и их богам.

Бурмила запускал когтистую лапу в горшок с мёдом и облизывал её, урча от удовольствия, а мать ласково поглаживала его по спине, покрытой густым мехом:

— Кушай, кушай, дитятко! Какой ты у меня заботливый: из Милограда раненый уходил, а корчагу с мёдом для матери унёс.

— Далась тебе эта корчага, — проворчал Шумила. — Лучше бы мехов побольше из Яроцветова тайника вытащили, пока храм не загорелся.

— Так ведь мёд-то какой: вербовый, такой только нуры и умеют добывать!

— Кому что... Мне вот досадно, что нурскую землю не отстояли. Эх, кончилось волчье племя неодолимое! — Он ударил ладонью по столу так, что задрожали миски и кружки. — Были волки, а стали псы Ардагастовы. Теперь жди всю его свору сюда, и не позже чем через месяц. А у нас народ трусливый, на сармата и дохнуть побоится.

— Сами его таким и сделали, — подал голос Скирмунт.

— Кто же знал, что у росов всё так переменится, — развёл руками Чернобор. — Что бы этот щенок без Вышаты смог? Выучил покойный Лихослав себе на погибель... Помню, сидит Вышата с греческой книгой — её и сам учитель прочитать не мог — и говорит: «Зачем ты, Чернобор, власти ищешь? Может, ты не для неё рождён? Спросил бы свою долю-рожаницу. Вот ради мудрости стоит обойти весь этот мир и ещё два мира. Всё у человека можно забрать — и власть, и дом, и землю, а мудрость — нет». Изводить таких надо, пока не стали... мудрыми! — стиснул кулаки волхв.

— А этот Ардагаст, говорят, красивый, — мечтательно и игриво проговорила Лаума. — Причаровать бы его... Шумила, не достанешь ли его следок?

— Может, лучше волос? С головой вместе? — огрызнулся Шумила.

— Мало ещё знаешь людей, дочка, — покачала, головой Костена. — Такой ради своих светлых богов хоть какую лапушку бросит, и без всякой отсушки.

— Лучше порчу навести, — хищно осклабилась Невея. — Обернусь сорокой, украду хоть платок его...

— Не пробуй, сестрица, самой хуже будет, — махнул рукой Шумила. — У него два волхва всего, зато какие сильные! Хоть какие чары отведут, да на того, кто насылал. Всей нурской землёй справиться не смогли с этим выкормышем Вышатиным.

— Не в одном Вышате дело, — задумчиво произнёс Чернобор. — От него след идёт на юг к Братству Солнца. Этим до всего на свете дело есть, как богу их. Не успокоятся, пока на свете есть Чёрная земля и мы в ней.

— Вот-вот, с юга идёт вся эта погибель, — вмешался Скирмунт. — Дреговичи, нуры, будины — всё водились со сколотами да с сарматами. Значит, нужно защитников искать на севере. Позовём сюда северных лесовиков. Зачем нам сарматы? Пусть хозяином леса будет лесной царь, а не степной.

— Это кто ещё? — почесал затылок Бурмила. — Радвила Рыжий Медведь, князь литовский? Он ведь только в прошлом году сюда с набегом приходил. Или Гимбут-людоед? Им у нас детей пугают.

— Главное, при них нам место будет, — возразил Скирмунт. — А при Ардагасте — нет.

Густые брови Чернобора сошлись, взгляд стал словно у хищной птицы, высматривающей добычу.

— На юге солнце сильнее всего. А на севере вовсе не бывает. На ножнах степных мечей бьётся грифон, птица Солнца, со змеем преисподним. На силу юга, силу Солнца, нужно силу Земли. А где почитают змей больше всего, а, зять?

— На севере, у литвы, голяди, пруссов, — откликнулся Скирмунт. — Вот где берегут истинную, старинную веру. С ней никто нас, лесовиков, в степь не уведёт.

— Решено! — Чернобор опустил на стол широкую пятерню. — Поезжайте, сынки, на север, к Гимбуту и Радвиле. Скажите: верховный жрец Чернобор именем Поклуса и всех лесных богов призывает вас уничтожить проклятого Ардагаста, заклятого врага всего леса. Наградой же вам будет Чёрная земля: приходите и владейте нами. Но прежде, сынки, идите к Визунасу, жрецу Поклуса. Он был у нас в прошлом году и знает тайну пекельного огня. Пусть знает: только этим огнём можно истребить войско Ардагаста и его чашу, но если нападать, а не обороняться, как в Милограде.

— Далеко ехать-то, — встревожилась Костена. — Как твоя нога, Бурмилушка?

— Давно зажила, — махнул рукой Бурмила. — Братец Шумила хорошо кровь заговаривать умеет.

— У него на человечьем теле заживает лучше, чем у меня на медвежьем, — кивнул Шумила.

Бурмила по-звериному, без ложки, выел миску овсяной каши и лапой вытер морду:

— Хороша каша, а из Славятина овса была бы ещё лучше. Что, так и не прислал овса?

— Нет, только сала и холста, — ответила мать.

— Вот сквалыга, а ещё старейшина! Послать бы к нему змея по овёс, а, батя?

— Я ему ещё лучше устрою, — усмехнулся Чернобор. — Собирается Славята сына женить. На нурянке какой-то. Если ещё и меня на свадьбу не позовёт — весь свадебный поезд оберну волками. С волками родниться — по-волчьи выть. Пусть вспомнят, кто в лесу хозяин!

У самых истоков Сожа, неподалёку от долины Днепра, на холме поднималась над заснеженным морем лесов Тушемля, или Медвежья Голова, — священный стольный град голяди. Здесь, в отличие от венедских городков и сёл, ни у кого, даже у князя, не было своего собственного дома. Жили всем родом в одном длинном доме, подковой изогнувшемся вдоль вала и деревянной крепостной стены. Посреди городка стоял столб, увенчанный медвежьей головой с оскаленными клыками. Вокруг него — круглая ограда из двенадцати идолов.