Герой из героев. Попытка не пытка - Елена Тихомирова

секрету сообщить. – И ещё более мерзко, что все проходящие мимо люди восхищаются гадким пейзажем словно шедевром. Неужели все они видят неправильно?

– Они видят правильно. Но вот вы видите и… то, что видите, связываете с картиной очень тесно. А они просто довольны достоверной картинкой. Они видят неглубоко. И это действительно печально, тут вы правы. Ведь если бы каждый в этом городе, элементарно идя с работы домой, обратил внимание на то, что вокруг него, то разве осталось бы в полиции хоть одно нераскрытое дело? А, как вы считаете? – эмоционально осведомился мужчина и рукой, в которой он держал трубку, обвёл пространство вокруг.

– Думаете причина в невнимательности?

– Да. Они живут словно во сне… Да и вы тоже, молодой человек, видит Бог, бревна в своём глазу не замечаете! Пусть вы и видите больше, но делать выводы глубже из того, что видите, не желаете.

Не знаю, что именно он хотел до меня донести. Это было обстоятельство, на которое мне пока что ответ не требовался. Но вот предположение, что люди живут словно во сне, понравилось. Оно до сих пор казалось мне очень осмысленным.

Завершив картину, я посмотрел на крошечный глиняный пузырёк с вакциной, а затем на самодельный шприц. Выглядел он жутко. Колючка морского ежа вместо иглы смотрелась не хуже орудия пытки. Но ничего другого под рукой не имелось. Хорошо, что и это нашлось.

– Морьяр! – заплакала Элдри, когда я вошёл в её комнатку.

Келья едва освещалась свечой. Лучи заходящего солнца почти не проникали через крошечное зарешечённое окошко. Почти не проникал через него и свежий воздух. А его очень не хватало. От переполненного ведра для испражнений воняло так, что у меня заслезились глаза.

Между тем девочка бросилась было ко мне, но тут же одумалась и, сжавшись в клубочек в углу, застонала. Выглядела она ужасно. Кожу покрывала сыпь, глаза ввалились, спутанные расплетённые волосы больше напоминали мочалку.

– О, вы всё-таки решились прийти к ней, – вдруг услышал я голос вездесущего Стефана за своей спиной. – Вы храбрый че…

– Да, я решился!

Я резко обернулся, чтобы закрыть за собой дверь, но от неожиданности замер. Честно, едва за сердце не схватился. Увидеть вместо приличного мужчины горбатое пугало в жуткой белой маске я никак не ожидал! Хорошо хоть молнией не шибанул от шока, как сделал бы в другое время.

– Тогда позвольте…

– Да иди ты к своей Энкайме! – воскликнул я и всё же закрыл дверь. Однако перестарался с силой хлопка, и трухлявое дерево одной из стоек дверной коробки посыпалось мелкими щепками. Дверь, не ограниченная никакой преградой, начала гулять на сто восемьдесят градусов туда и обратно так, как будто где-то присутствовала скрытая пружина.

… Что же, дверь как в салун, это весьма оригинальное интерьерное решение.

Да и приятный сквознячок получился.

Стефан от неожиданности ойкнул и упал на пятую точку. Затем он глупо завертел головой, словно неразумный птенец, и, с трудом поднявшись, поспешил покинуть коридор вместе с чемоданчиком. В таких было принято хранить хирургические инструменты, хорошо если хоть чистой водой время от времени протираемые.

– Элдри, сядь на постель.

– Я выучила. Я почти до конца всё выучила! Ты меня выпустишь теперь?

– Сядь на постель.

Она послушно, почти что на четвереньках, медленно заползла на кровать. Я поднёс к ней фонарь, который держал в левой руке, и оставил его у изголовья. Свет осветил крупный бубон на шее и засохшие остатки крови у рта.

– Почти не считается. Доучишь – тогда и выпущу.

– Не выпустишь, я заболела! – она начала всхлипывать. – Теперь я умру, да?

– Не раньше, чем я постараюсь тебя вылечить.

Сейчас или никогда. Я присел, расстелил подле себя стерильную тряпицу и положил на ткань шприц и два бутылька с лекарством.

– Это надо будет пить или втирать?

– Если не получится вколоть, то будем пробовать и то, и то. Хуже тебе точно не станет.

– А что такое вколоть?

– Сейчас узнаешь. Не шевелись.

– Но что ты хочешь сделать?

– Помешать смерти.

– А, – замялась она, – а ты это можешь?

– Если бы я постоянно задавался вопросом, что я могу, а чего нет, то у меня бы не осталось времени на осуществление всего задуманного!

– Тогда почему, – начала было спрашивать Элдри, но, едва увидела шприц вблизи своего тела, тут же передумала с вопросом. – А это не больно?

– Больно. Не шевелись.

Мне пришлось ухватить её за руку, чтобы она не сбежала. Крепко. До синяков. А там игла вошла в плоть. Девочка вырывалась, а потому я не был уверен, что попал туда, куда хотел, но всё равно выдавил состряпанную в кустарных условиях вакцину. Дурёха тут же закричала, не щадя мой слух. Хорошо, хоть быстро пришла в себя. Однако и мига не прошло, как удовлетворение её внезапным молчанием переросло в ощущение опасности. Я обернулся и увидел, как сквозь окошко двери на меня пристально смотрит молящийся Рикард. И смотрит холодным, полным ярости взглядом.

Сам не знаю, как у меня получилось встать на ноги столь быстро. Действие заняло меньше доли секунды! Правда, один из бутыльков от моей неуклюжести закатился под кровать, но это не имело ни малейшего значения после того, как воинственный фанатик вошёл в келью. Он профессиональным движением приставил к моему горлу длинный нож и через послушника вызвал подмогу.

Капли крови на шее не дали мне заняться сопротивлением. Я знал, что даже если не так моргну, то нож Рикарда без сожаления перережет мне горло. Поэтому я стоял и не шевелился. Даже когда другие жрецы подоспели и надели мне на голову грубый кожаный мешок я стоял, как статуя. Лишь вздрогнул, когда эти люди плотно затянули стягивающий шнур так, что я задышал с трудом. Шее было больно. Воздуха не хватало.

А затем меня засадили в крайне неприятный застенок. Намного хуже места моего прежнего заключения. И, чтобы пояснить свой вывод об этом, сообщу следующие факты.

Когда у меня появилась возможность стянуть с себя удушающий мешок, то вокруг оказалось так темно, что мне пришлось основательно порассуждать, не лишился ли я зрения. Однако если в способности видеть я и засомневался, то обоняние со мной определённо осталось. Вонь вокруг сочетала в себе на редкость омерзительный букет гнили, разложения, испражнений и чего-то ещё неописуемо отвратительного. Камень пола казался холоднее льда и был неприятно влажным. Слух улавливал звонкое равномерное капанье. Капля по капле. Раздражающе.

– Треклятье, – только и прошептал я.

Эхо отразило это слово от стен.

Глава 18