Кома - Сергей Анисимов

Идущий по тянущемуся вдоль улицы скверу в сторону проспекта Николай вздохнул. Увлёкшись, он начал умничать до такой степени, что напомнил самому себе солдата Швейка в соответствующей ситуации. России всегда найдётся, что припомнить, и если её захотят в очередной раз поставить в коленно-локтевое положение, никакие новые и сложные поводы никому не будут нужны. Из пяти ТАКРов{18}, которые он помнил плавающими, у России остался один. И как бы к ним не относились понимающие в деньгах и кораблях гораздо лучше него люди, но пока «Минск» и «Новороссийск» несли дежурство на Тихом, а «Киев» и регулярно переименовываемые «Баку» и «Тбилиси» – на Северном Ледовитом океанах, о южнокурильских островах речь вслух почему-то не шла…

Кроме того, было бы странно думать, что пусть бы и на периферию имеющей хотя бы потенциально настолько большую важность оперативной разработки может быть вовлечён он, зелёный и ничего не понимающей ни просто в терапии, ни, тем более, в международной политике недавний студент. Скорее всего дело гораздо проще, но вот как именно – этого ему понять было не дано, не хватало мозгов.

Николай открыл хилую бумажную папку. В ней лежал всего один листок – с отпечатанным на хорошем принтере текстом: плотно, в один пробел, почти без абзацев. Гайдук Анатолий Аркадьевич, 1959 года рождения. Выпускник ленинградского Хим-Фарма, – института, где по мнению Николая учились самые красивые девушки города. «Феникс» зарегистрировал в 1997 году, на обломках чужой торговой сети, нескольких в клочья переструктурированных производств и одного полуразвалившегося НИИ, расположенного, почему-то, в Москве. Деньги, объёмы, мощности, принципы административного подчинения подразделений, носящих полдюжины разных названий и индексов. В этом Николай ничего не понимал, но масштаб оценил. В конце – пара «личных» деталей. Мастер спорта по лёгкой атлетике, бронзовый призёр юношеского чемпионата СССР в каком-то ещё задрипанном году. Сын Антон – погиб в 1999 году в результате несчастного случая, подробностей нет. Дочь Софья – студентка СПбГМУ. Ага!

Николай подпрыгнул на месте, так, что засмеялся гуляющий по дорожке с лопаткой в руке малыш, одетый в ярко-сиреневый комбинезон. Этой детали он не заметил, когда проглядывал выписку ещё там, в машине. Документ был дешёвый, большую часть содержавшейся в нём информации вполне можно было попытаться выловить из прессы за пару часов работы с «Яндексом» или «Гуглом», если знать, что именно искать. Но вот эта деталь… Почти наверняка многозначительный тон младшего Рабиновича действительно подразумевал именно её.

Николаю внезапно пришло в голову, что слова Якова о том, что за ними, якобы, гналась какая-то бармалейская машина, он не может подтвердить вообще ничем. Что он никого не заметил – это одно, у этого действительно были объективные причины: слишком уж он пытался остаться незамеченным самому. Но почему вообще за ним могла ехать какая-то там машина, если он добирался до «Стерегущего» на метро? Ладно, если его засекли на «Петроградской» и не сумели догнать в толпе, чтобы сунуть в спину ножиком. Бежал он быстро. Но откуда бармалеям было знать, что выйдет он на «Горьковской»? Что, Яков соврал, как, наверное, значительная часть тех людей, с кем он сейчас общается? Значит, видел в этом какой-то глубокий смысл, – напугать, чтобы отстал. Или машина всё-таки была, и тогда это признак того, что его разговор с Яковом всё же прослушали, и оперативно отреагировали…

Голова у Николая шла кругом. Что выбрать, он не знал, что делать – тоже. Если Яков врёт – тогда бумажка бесполезна совсем. Если нет – то на работу действительно лучше не возвращаться. И домой тоже. Черт, ну что за гнусная, дурацкая жизнь! Ну почему нормальный, не страшный на рожу, не больной, обычный парень не может жить как живут люди вокруг него? Почему он уже второй раз в жизни вляпывается в дерьмо такой чудовищной глубины, что хватает с головой?

Он перешёл проспект и остановился, прижавшись спиной к стеклянной будочке троллейбусной остановки. Сзади был приземистый домик уже погасившего все огни туберкулёзного диспансера, слева – Ушаковский мост, гудящий машинами. Николаю хотелось проплыть под этим мостом на байдарке, как он любил делать лет 10 назад, когда проблем в жизни не было почти никаких. Но кто его сейчас пустит в байдарку… Извини, товарищ, надо заниматься делом.

Повернувшись спиной к яркой галогеновой лампе уличного фонаря, он прочитал первую строчку документа ещё раз. «Гайдук Анатолий Аркадьевич». Студенток по фамилии «Гайдук» он не припоминал, но на один только лечебный факультет их «Универа» каждый год поступает по 500 человек. К выпуску это число сокращается обычно до 300, но лет нужно учиться шесть, это уже больше двух тысяч человек. Плюс есть ещё стоматологический факультет и спортивная медицина. Если Гайдук-папа спортсмен такого серьёзного уровня (пусть и бывший), – его дочка вполне может учиться там. В любом случае, её можно попытаться найти: это действительно хороший подход. Навешать лапши на уши дочке. Познакомиться с папой. Сказать ему, что-нибудь умное…

Николай осмотрел обложку папки (просто сложенную вдвое жёлто-бежевую картонку) с двух сторон, и убедившись, что на ней ничего нигде не написано, смял её и кинул в урну. Бумагу он сложил раза в четыре и запихал в карман джинсов. К остановке подъехал троллейбус, и Николай проводил его задумчивым взглядом. Ехать ему было особо некуда.

– Мама, привет, это снова я, – сказал он через минуту в телефонную трубку. – Я опять не приду сегодня.

Родители волновались. Они действительно неплохо его чувствовали – на то они и родители. Только дожив до 25 лет, Николай начал осознавать, – каких мук это стоит – вырастить ребёнка. От этого – всё остальное, от желания знать, куда он пошёл тёмной ночью, до неприятных и плохо им переживаемых вопросов в стиле «А у тебя точно ничего не случилось?».

– Да нет, всё нормально, – соврал он в трубку. Это оказалось даже несложно. – Просто всякие разные дела. Мне, кстати говоря, снова дежурить через пару дней, так что – снова…

Ох, вряд ли родители ему поверят в то, что всё у него в порядке. Дома за последнюю неделю Николай был один раз, – буквально половину вечера. Засосов мама на нём не обнаружила, духами от него тоже не пахло, а наоборот, – пахло натуральным козлом. Хорошо ещё, что она не заметила чёрных пятен засохшей крови на ткани джинсов и не нащупала, обнимая его, порез на боку – иначе бы он уже ехал на поезде в Самару, отсиживаться у родственников. Интернатуре пришёл бы конец, но совершенно ясно, что родителям на это было бы плевать… И осуждать их за это – тоже рука не поднимется.

– Ну вот, – сказал Николай сам себе. – Ну вот и поехали.

Он отвалился от стеклянной стенки и неторопливо побрёл в сторону улицы Профессора Попова, где стоял родительский дом. За последующие полчаса, отдыхая, без лишних мыслей в голове, он прошёл по Каменноостровскому проспекту до Австрийской площади, которую помнил ещё «Безымянной». Там Николай с сомнением поглядел на сияющую вывеску «Феникс», установленную над флагом почти спартаковской расцветки. Тот самый магазин, богатеющий на любителях понырять. Тупо поглядев, задрав голову, в витрину, он посидел ещё минут десять на скамейке в расположенном рядом сквере. Николай просто убивал время, раздумывая о том, как заставить в жизни не виданную им девочку познакомить его с папой. Наверняка вокруг неё много таких умных ходит, но никакого сложного плана выдумывать он так и не стал – жизнь покажет.