Тварь 1. Графские развалины - Виктор Точинов

Слабая надежда, что подстилка готовит завтрак на крохотной кухоньке или мажется-прихорашивается в соседней комнатушке, исчезла. За перегородкой, на родительской половине мочалке (да кто же она – сегодняшняя?) делать нечего. Туда и сам Алекс уже несколько лет не казал носа…

Если же телка УШЛА от Первого Парня, до того как он ей сказал: ступай! – то это значит, что… Что это значит, Алекс придумать не успел – у него забрезжили первые смутные воспоминания.

Голос по-прежнему что-то и откуда-то бубнил. Алекс махнул рукой, отгоняя его словно надоедливую муху, – чтобы не мешал собрать воедино бессвязные обрывки в единую причину беспрецедентного факта: одинокого пробуждения.

И он вспомнил.

Точно. Все так и было. Мочалка пришла новая. Имя ее так в памяти и не всплыло, да и не важно. Привел ее Колька-Шпунт. С него, значит, и спрос. Потому что проклятая девка решила повыкобениваться и проигнорировать порядки, установленные Алексом в их компании. Первым должен быть он – всегда и во всем. С любой мочалкой – тоже. Потом – пользуйтесь, не жалко, пока Первый Парень вновь не обратит на подстилку свое благосклонное внимание.

Но вчера что-то сломалось. То есть поначалу все шло путем – мочалка, изрядно уже поддатая, пошла с ним и даже позволила хорошенько проверить, что у нее наросло за пазухой, но потом… Да, все произошло на крыльце – Алексу отчего-то взбрело в голову впендюрить ей прямо там, на свежем воздухе. Короче, чтобы не вспоминать мерзкие подробности, кончилось вот чем: стерва убежала в ночь, Алекс же остался – с полуспущенными штанами и с руками, вцепившимися в пах – именно туда угодила ногой поганая лярва.

Покончив с воспоминаниями, Алекс задумался об ответных мерах. Бубнящий голос – и до того вспоминать отнюдь не помогавший – вконец распоясался. Думать приходилось, прорываясь сквозь размеренные, бьющие по вискам слова… Совершенно неразборчивые и непонятные слова.

Кое-как Алекс постановил следующее: Первому Парню поднимать руку на какую-то лахудру – значит терять лицо. Отмудохает ее для вразумления Шпунт, о чем сегодня же получит приказание. Отмордует легонько и объяснит, что в любом коллективе живут по правилам. В смысле – кто их выполняет, тот и живет. Вот. А ночью Алекс проверит, как до мочалки дошло внушение.

План действий был незамысловат, что и говорить.

Но то оказался последний план, составленный Алексом самостоятельно.

И даже его он воплотить не успел…

Голос продолжал долбиться не то в уши, не то прямо в мозг. Отдельные слова – по-прежнему непонятные – звучали уже достаточно отчетливо.

3

А поутру, как поется в песне, они проснулись.

Вернее, проснулся Кравцов. От запиликавшего за стенкой – в бригадирской – мобильника. Он быстро и бесшумно, чтобы не разбудить Аду, устремился туда.

Звонил Пашка. За окном рассветало.

– Слушай, сколько на часах-то? – спросил Кравцов сонным голосом. На его руке измеряющего время прибора не обнаружилось. Честно говоря, на нем – не только на руках – вообще ничего не обнаружилось. Как у Адама до (или после?) грехопадения. Наверное, все-таки после.

– Не важно, – отрезал Козырь. – Приходи. Срочно.

– Что случилось? – мигом стряхнул остатки сна Кравцов.

– Приходи. Увидишь.

В трубке запиликал отбой.

Разбудить Аделину? Ладно, пусть поспит. Телефон у нее с собой, если что – можно позвонить…

Кравцов написал коротенькую записку, оставил на видном месте и стал торопливо – но по-прежнему бесшумно – одеваться. Уходя, дверь не запер – изнутри без ключа ее было не открыть.

…Паша поджидал его поодаль от дома – у самого поворота с дороги на Козыревский прогон (неофициально эти мини-улочки носили в Спасовке имена, а чаще прозвища владельцев расположенных на них домов). Рядом с Козырем переминался с ноги на ногу охранник – тот самый, с лицом студента-борца.

– Все в порядке? Наташа? Дети? – спросил Кравцов первым делом.

– В порядке… Пойдем.

Повел его Паша не к дому – на участок. Студент-тяжеловес потопал сзади.

Участок Ермаковых резко отличался от соседских. После того как родители переехали в Гатчину, Козырь решительно ликвидировал все грядки с капустой-морковкой, парнички и прочие компостные кучи. Плодовые деревья и ягодные кусты, правда, уцелели, и в дополнение к ним появился перед домом небольшой альпинарий. Большую же часть бывшего огорода ныне занимала обширная не то лужайка, не то газон, – с парой затейливо выгнутых мощеных дорожек и небольшим декоративным водоемом.

Именно на эту лужайку-газон и показывал Пашка:

– Смотри! Во-он там, у ограды, начинается…

Это был след. Из мягкой черной земли лужайки едва пробивались – не совсем по сезону – зеленые ростки травы. И цепочка смазанных отпечатков получилась вполне отчетливая. Неведомый гость шел не по прямой траектории, но и извилистые дорожки проигнорировал. Ближе к дому, где мягкая земля заканчивалась и начинался обычный здешний суглинок, след обрывался.

Увиденное Кравцова не шокировало.

– Ну и что? – сказал он. – Полюбопытствовал кто-то из соседей, как ведет хозяйство бизнесмен Ермаков. Наверняка за тобой тут многие наблюдают исподтишка, и весьма пристрастно…

– По ночам?

– Этому следу вполне может быть дня три-четыре – с последнего дождя. Ты давно сюда в последний раз заглядывал? А заглянув – мог и не заметить.

– В том-то и дело, что заглядывали мы сюда вместе с Наташкой вчера вечером, буквально перед твоим приходом. У меня тут никак газон путевый не получался – все бурьян лез, лопухи… Пришлось какую-то специальную травку выписывать, канадскую, якобы растет густо, плотно, не вытаптывается и при этом не вырастает выше семи сантиметров, никакие косилки не нужны… Нынешней весной засеяли – вернее, Наташка занималась, а вчера вместе смотрели, что получилось… Не было следа. Голову на плаху кладу.

Это меняло дело.

– Думаешь – он? – спросил Кравцов вполголоса, чтобы не услышал держащийся в нескольких шагах телохранитель.

– Думаю, да… – так же тихо сказал Козырь. – Посмотри, где через ограду перелез – и от фонаря далеко, и из соседских окон не видно. И к дому шел не прямо, а зигзагом, от укрытия к укрытию…

Только что взошедшее солнце заливало сад, и цепочка следов не казалась чем-то загадочным или страшным.

Кравцова, спавшего сегодня мало, взбодрила пешая прогулка на рассвете. Странность произошедшего он заметил сразу. И тут же решил ее прояснить:

– Паша, ты ведь мне позвонил, когда лишь светало… Не понимаю: ты что, едва забрезжило, вышел сюда для утренней проверки газона?

– Именно так, – согласился Козырь. – Потому что…