Чисто семейное убийство - Елена Юрская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если честно, я бы ее убила.
— Вот-вот, — вздохнула Люда. — Как это у вас все легко. Мой тоже угрожает. А толку? Сраная вы интеллигенция! — в сердцах сказала она. — Только трахаться и можете направо и налево.
Или я ошибаюсь, или в последней Программе КПСС социальная функция интеллигенции была обозначена в каких-то других выражениях. Так что лет двадцать назад Люда могла бы претендовать на гордое звание диссидента, то есть личности крайне несогласной с политикой государства.
— Твой муж — не интеллигент, — подытожила я.
— Ой, да не надо его защищать! Элементарные вещи и те сделать не может. Давай ее отравим, что ли? — устало спросила Люда. — Ну не могу я смотреть, как дети страдают от этой общественницы.
Мои красивые ушки заняли наблюдательный пост на макушке. Вот это уже было интересно. Во всяком случае, по теме. Осталось только уточнить, каким ядом, и Люду можно смело арестовывать по подозрению в убийстве Генкиной любовницы.
— Давай, — радостно согласилась я. — Только где сейчас хорошего яда достанешь?
— В библиотеке, — прошептала Люда. — Но лучше купить на книжном рынке. Чтобы следов не оставлять.
— Что купить?
Надо же, как я отстала от жизни. Яд на книжном рынке — это действительно ноу-хау для интеллектуалов.
— Что ты купишь-то? — снова спросила я.
— Руководство. Иначе откуда ты узнаешь, как и чем и в каком количестве? Купим учебник по фармакологии и выясним, как надо правильно передозировать препарат, чтобы он привел к летальному исходу. Когда я училась на курсах медицинских сестер, нам про это рассказывали.
Эта шарманка завелась надолго. А Людочка, кажется, себя выдала! Медицинские препараты, передозировка. Нет, все точно! Только с какого бока тут мой жадный-прежадный Лойола? Ни за что не поверю, что даже в целях дискредитации Гены Кривенцова он мог бы заплатить за лекарство для устранения соперника. Я осторожно попятилась и с безопасного расстояния позволила себе прервать поток Людочкиного красноречия:
— А если она не захочет кушать то, что мы ей принесем?
— Клизма — лучшее лекарство, диета — лучший контролер, — пропела Кривенцова. — Ты видишь, какая она толстая? Спит и видит похудеть. А тут как раз мы с суперсжигателем жира, который надо принять однократно!
— И главное, что мы ее таки не обманем, — обрадовалась я. — В скором времени от Луизианы действительно останутся одни кости.
Господи, о чем я думаю? Как я вообще до этого дошла? Лучший друг женщины телевизор запудрил мне мозги до такой степени, что я совершенно спокойно способна обсуждать возможности физического устранения идиотки учительницы. Во мне не сохранилось ничего святого, ничего чистого. Умного, кстати, тоже. Но впрочем…
— Это долго, это очень долго. Пока мы ее уговорим похудеть, может закончиться учебный год. Ты же не будешь убивать ее летом. Летом она нам не мешает. И какой смысл портить себе отдых муками совести? Их гораздо лучше оставлять на осень.
Люда посмотрела на меня с уважением и, кажется, склонна была согласиться. Моя железная логика избавила нас обеих от безвременной кончины учительницы и статьи за соучастие.
— Надя, а в наши семейные дела ты не лезь. Там нет для тебя ничего интересного, — тихо сказала Люда и, посмотрев на меня исподлобья, хмуро добавила: — Тебя там только не хватало.
Я согласна, меня не хватало многим. Мише, например. Считает ли Люда его членом своей семьи или партнеры по бизнесу в родственники все же не принимаются?
— Ты скажи только одно, американец приехал? Ну, жених…
— Ф-федор? — заикнулась Люда. — Да иди ты!
Очень грубо и непрофессионально. Обидно даже. Впрочем, Федор — какое хорошее, звучное индейское имя.
— А фамилия у него Красный Глаз?
— Кривенцов его фамилия, Надя. Кривенцов, — сказала она, и мне стало страшно. Может быть, только во имя сына Люда не рискнет пока покупать для меня порцию самой радикальной в мире диеты. — Еще вопросы будут? — очень собранно и решительно спросила Люда.
— Да. При чем тут Лойола?
Она повертела пальцем у виска, поправила выбившуюся кудряшку и, резко развернувшись на ободранных каблуках, зашагала прочь. Мне предоставлялась редкая возможность разделаться с Луизианой Федоровной без свидетелей. Но я струсила. Бандитского настроения хватило ровно для того, чтобы в клочья изодрать дорогущие журналы «Плейбой». И теперь ни через неделю, ни через полгода уважаемая учительница не вернет себе наглядного пособия по курсу «секс для младенцев».
Я оставила журналы, школу, Луизиану и отправилась утешаться. Раньше, когда я была богатой и знаменитой, я в случае глубокого душевного волнения посещала магазин «Тарас» или парикмахерскую «Маркиза»; радикально черный цвет брюк, волос и помады на некоторое время снимал накопившиеся комплексы и страхи. Потом я свистала всех наверх и обратно, возвращая ногам юбку, а волосам девственную русую ясность. Когда я была хозяйкой в своем доме, то в состоянии стресса учиняла генеральную уборку с ретивым выбрасыванием дорогих моему сердцу школьных принадлежностей эпохи позднего застоя и ажурных, практически вязаных колготок эпохи ранней перестройки. Еще я утешалась на дискотеках, в объятиях женихов, в компании с семечками, на аэробике, на уроках русской литературы и во сне. Но тогда я была молодой. И довольно беззаботной. Теперь, в состоянии гражданской межгалактической войны, мне оставалась только одна забава — алкоголь в желудок. В десяти метрах от школы находился чудный летний кабачок «Максим». Дети даже писали заявление о переходе «Максима» на зимний режим, но власти ответили решительным «нет». Водка зимой — роскошь для взрослых. Умея довольствоваться малым, я заказала двести граммов коньяка, бутылку болгарского вина одесского розлива и три банки пива. Чем богаты, тем и рады. Смешав названные ингредиенты в равных дозах, я получила три коктейля «Надежда» и еще немного вина на запивку. Первую порцию, ни с кем еще не чокаясь, я выпила за помин души всех невинно убиенных и виновато живых. Мир сразу показался мне радужным, веселым и открытым. Приступ сентиментальности заставил меня купить кошке бутерброд, а себе — пачку сигарет. Будучи еще в сознании, второй коктейль я выпила под аплодисменты официанта, который, видимо, собирался показывать меня за деньги.
Мысли выстроились, но, испугавшись владельца головы, разбежались. Тихий звон раздавался у меня в ушах, чтобы отвлечься от его навязчивости, я задумалась о любви. Стройными рядами прошли мужья, свекрови и сотрудники по работе. Сердце молчало. Потом появились книги, одежда и обувь. Скукотища. Никакого эффекта! Только звон. О Тошкине я просто боялась подумать. Даже являясь мне в галлюцинациях, он всегда умудрялся испортить отдых. Воззвать к чести, совести и трудолюбию…
Я не выполнила обещания, данного Аньке! Вот ведь что ужасно. И теперь не имею права называться матерью. Вот же, оказывается, кошмар! Киллер — работа трудная, ответственная, требующая недюжинного самообладания. Зато не требующая никакой любви. То есть абсолютно.