Однажды, в давние времена… - Сиратори Каору
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алевтина Степановна при этих словах вся просто расплылась в улыбке.
— Да мы-то догадывались, конечно. Кто она, мы её знаем?
— Знаете… Только она вам может не понравиться…
— Андрюша, ну что ты такое говоришь! — с несколько излишней поспешностью воспротивилась подобному предположению мать — но при этом на лице у неё явственно отразилось беспокойство. — Как же она может нам не понравиться, когда ты сам её выбрал? Да и не стали бы мы с папой тебе указывать. Так кто она?
Андрей глубоко вдохнул и максимально бесстрастным голосом, на который был способен, произнёс:
— Катя Шевченко.
— Катя Шевченко? — с недоумением повторила Алевтина Степановна. — Какая Катя Шевченко? Она из вашей школы? Я не припомню среди твоих знакомых никакой Кати Шев…
И тут до неё дошло… Она изменилась в лице и на какое-то время потеряла дар речи. Наконец, оправившись от потрясения, поставила рюмку на место и произнесла ледяным голосом:
— Это такая глупая шутка или я что-то не так поняла?
— Нет, мама, — Андрей почувствовал пустоту внутри и тоже опустил свою рюмку на стол, — ты всё поняла правильно. Но ты ведь сама только что сказала, что не станешь мне указывать. Вот и отнесись к моему выбору с пониманием и уважением.
Только непохоже было, что кто-то здесь собирается что-то понимать. Не говоря уж об уважать.
— Ты… Она… Вы же врали мне. Она мне врала, врала прямо в глаза, мило улыбаясь… И ты… Это же всё, — Алевтина Степановна схватилась руками за голову, — всё было подстроено! С самого начала! Это же с тех пор ещё! И ты тоже бессовестно врал мне! Всё это время!
— Мам, ну не надо, — без особой надежды на успех Андрей попытался апеллировать к логике: — Вот если ты даже сейчас так завелась, представь, что было бы два года назад. Так и что нам, по-твоему, делать оставалось?
— Ты даже не отрицаешь! — просто-таки захлебнулась она от возмущения. — Не-ет, я этого так не оставлю! Она у меня во-от такими слезами плакать будет!
— Мама, ну успокойся. Пожалуйста. Никто ничем плакать не будет. Всё уже давно решено, и ничего ты тут изменить не можешь.
— Кем решено, ею?! — мать разошлась ещё больше. — Я ей покажу, что я могу, а что нет! Она у меня с работы вылетит, с таким треском, что в уборщицы никуда не возьмут! Я её под суд отдам!
— Мам, ну какой суд, что ты заладила. Серьёзно! — Андрей тоже начинал уже терять терпение. — Никаких законов мы с ней не нарушали — и ты сама это прекрасно знаешь. А и нарушили бы, так какие у тебя доказательства? Ладно, не нравится она тебе — не надо. Насильно мил не будешь. Но и не лезь тогда, пожалуйста, не в своё дело.
На что Алевтина Степановна окончательно взорвалась:
— Не в своё дело?! Это не её дело!!! Законов она не нарушала! Доказательств у меня нет! Мне не нужны никакие доказательства! Я её так ославлю, до конца жизни не отмоется! В мать пошла, безотцовщина! Повія!
Мама Андрея была культурной женщиной и не позволяла себе при сыне излишне грубых выражений. Разве что очень изредка, в шутку, вставляя что-нибудь «на мові». Но сегодня она определённо перешла черту.
— Значит так, — очень холодно и с расстановкой отчеканил в ответ слегка побледневший Андрей. — Начать трепать её имя ты, конечно, можешь. Но учти, максимум, чего ты добьёшься, это что её переведут куда-нибудь в другой город. Что для нас с ней, строго говоря, даже удобней будет. А вот ты здесь останешься. И к перманентному шушуканью за спиной тебе привыкать. Ну и в месткоме своём ты с подобной историей нафиг никому не сдалась — придётся вспоминать, с какой стороны к кульману подходить. Хочешь устроить скандал на всю округу и на свою голову — валяй, действуй. Переживём как-нибудь. Смотри только, что б сама потом не пожалела.
Мать молчала и только беззвучно, как рыба, хватала ртом воздух.
— Это во-первых, — ещё холоднее продолжил он. — А во-вторых, или ты сейчас же, немедленно возьмёшь свои слова обратно и извинишься, или можешь считать, что сына у тебя больше нет. Я достаточно ясно выразился?
— Это всё она, она! — со смесью ненависти и отчаяния в голосе уже не прокричала, а почти простонала Алевтина Степановна. — Она настроила тебя против меня, против папы… Господи, да будь она проклята…
— Ни против кого она меня не настраивала, наоборот… А, что толку, — Андрей безнадёжно махнул рукой. — Думай, что хочешь…
— Аля, ну правда, — решился наконец подать голос Виталий Викторович, — давайте не будем ссориться, помолчим минуту, остынем. Потом обсудим всё спокойно… Ты совершенно права, ситуация не из самых приятных. Но мне кажется, всегда можно найти какое-то устраивающее всех компромиссное решение…
Слова его, однако, произвели эффект прямо противоположный желаемому.
— Так ты их ещё и защищаешь?! Он ест наш хлеб…
— Всё, хватит! — выкрикнул окончательно выведенный из себя Андрей. — Больше не ем! Подавитесь вы своим хлебом! — Он выскочил в прихожую и схватил всё ещё стоящий там неразобранный чемодан. — Счастливо оставаться! Ах, да… — порывшись в кармане брюк, он вытащил ключ от входной двери и с силой швырнул его через всю комнату на накрытый стол.
— К ней? — ядовито поинтересовалась мать. — Скатертью дорожка!
— К друзьям. Хотя тебя это с данного момента абсолютно не касается.
На выходе из подъезда его нагнал отец.
— Сын, ну ты не сердись на неё, она же это не со зла…
— По доброте душевной, — съязвил в ответ Андрей.
— Ты её тоже пойми…
— Нет уж, хватит. Пусть сейчас она меня понимает. А до тех пор разговаривать мне с ней не о чем.
— Вот, возьми, — Виталий Викторович протянул ему два помятых четвертных, — заначка от матери, всё, что есть. На первое время. А то негоже здоровому мужику за счёт бабы жить… Ну, бывай…
Андрей пожал протянутую ему руку.
— До свиданья, пап. Спасибо.
— Оценки-то хоть будешь присылать?
— Конечно, после каждой сессии. Тебе. Извини, что так вышло.
Ну зачем, зачем она не послушала его? Хотелось, чтоб всё было как у людей… Катя бездумно шагала по тротуару, не видя, что происходит вокруг, не зная, куда идёт и зачем… Андрей позвонил ей из автомата и сказал, что едет на автостанцию возле рынка,