Любовь без гарантий - Ольга Агурбаш

– Двоих сыновей похоронила. Второго вот… совсем недавно… – одними губами прошептала Галка.

– Ой-ой-ой… – совсем не по-цыгански, не показушно, а как-то сочувственно, по-бабски, запричитала женщина. – Неспроста, милая! Неспроста!

– Вот и я думаю… – Горло у нее перехватило, слезы привычно подступили к глазам.

– Отец жив? – задала неожиданный вопрос цыганка.

– Чей отец? – не поняла Галка.

– Твой отец, милая?

– Да… жив… Только к чему вы про него? – Она проглотила ком в горле и в раздражении сдвинула брови.

Цыганка не ответила, только, погрустнев еще больше, отвернулась, закрыла глаза и энергично потерла свои виски.

Пальцы у нее были смуглые с коротко остриженными ногтями и все в кольцах. Множество браслетов и пальцы в кольцах. Почему-то именно кольца так въелись в Галкину память, что каждый раз, вспоминая тот странный разговор, она поражалась тому, что могла наперечет, даже спустя годы, рассказать, какие кольца на каких пальцах были надеты.

Когда женщина открыла глаза и посмотрела на Галю в упор, та была потрясена ее взглядом. Жесткий, проникающий насквозь, будто потусторонний какой-то… будто смотрела и не видела. Или, наоборот, видела что-то такое, что недоступно простому обывательскому взору… Видела не то, что находится непосредственно перед глазами, а какую-то иную, тайную суть вещей… Глубоко, серьезно, всесторонне…

– С отцом… Что-то не то с отцом…

– Да что с ним «не то»?! – повысила голос Галка. И даже сама себе удивилась. Только что еле шептала, не в силах вымолвить ни слова, и вот уже голос крепнет, раздражается, волнуется, звучит громче: – Пьет, дерется, ругается. Жизни никому не дает! Мать до могилы довел! – Тут она заплакала навзрыд. – В прошлом году похоронили…

– Я не про это… – Цыганка по-прежнему смотрела «сквозь», концентрируя свой внутренний взор на одном только ей понятном предмете. – Не про это.

Кругом шли люди, ехали машины, шумела жизнь большого города со свойственными ей атрибутами. Обычные звуки – скрип тормозов, всхлипы сигналов, обрывки фраз идущих мимо людей, шаркающие шаги стариков, звонкие голоса бегающих детей… – все эти звуки будто бы и не долетали до беседующих женщин. Вернее, долетали, конечно, но создавалось впечатление, что эти двое их не слышат, не реагируют, не замечают. Как будто они в некоем вакууме, как будто отгорожены невидимой защитой от происходящего и находятся в своем собственном мире, которому нет никакого дела ни до какого другого пространства…

Галка продолжала плакать, вспоминая рано ушедшую мать, жалея себя, убиваясь по деткам своим, умершим в младенчестве… Она не стеснялась незнакомой женщины, она по-детски утирала слезы рукавом, не обнаружив в кармане платка. Привычно страдала, и только взгляд незнакомки возвращал ее к себе самой. И под этим взглядом, под напором черных глаз, она каким-то непостижимым образом приходила в себя.

– С отцом пересмотри отношения… – только и сказала она.

Галя вскинулась в порыве вечного неприятия отца:

– Я его ненавижу! – прошептала она.

– Надо простить! – тихо, но убежденно, настойчиво и даже с нажимом произнесла цыганка.

Произнесла и замолчала. Прикрыла глаза, провела рукой по волосам, будто погладила себя по голове и повернулась было уходить.

Галя буквально схватила ее. Зацепилась за смуглую руку в бесчисленных браслетах:

– При чем здесь отец? – Она непонимающе и умоляюще одновременно всматривалась в лицо цыганки. Но та ускользала… Взгляд уже не цеплялся за Галино лицо, рука мягко и в то же время уверенно высвободилась из Галиных пальцев…

Женщина устремилась вперед. Для нее разговор был окончен. Единственное, что она произнесла, когда уже повернулась спиной к Гале, была та же фраза:

– Надо простить…

И пошла…

Тут же до Гали долетели звуки улицы. Какой-то мужчина закурил, остановившись буквально в метре от нее, и до Гали донесся смачный сигаретный дух… Женщина деревенского вида с котомками наперевес спросила:

– Не подскажете, метро есть здесь какое? Али нет? Заплутала я чтой-то…

Шустрый парнишка, убегая от такого же не менее шустрого пацаненка, налетел на Галю, чуть не сбив ее с ног, и промчался мимо, прокричав на ходу:

– Ой, извиняюсь…

Хотя вряд ли видел в своем стремлении вперед, перед кем извиняется…

Жизнь бурлила, кипела, переливалась разными красками, звуками, ощущениями, а Галя стояла, глядя вслед ушедшей цыганке и только одна мысль осталась в ней, только одна: «надо простить».

Нет, она решительно не понимала, какая связь между всеми трагическими событиями в ее жизни и отцом. И что ж цыганка убежала, так ничего толком и не сказав. И денег даже не взяла. Может, надо было заплатить, тогда она объяснила бы все как следует. Ну да что теперь говорить? Только два слова и остались звучать в Галиной голове: надо простить. Произнести-то легко. А как выполнить? Как воплотить в жизнь?

После смерти матери отец сильно сдал. Пить он не перестал, но как-то сник, утратил интерес к существованию и будто бы доживал свой век. Именно доживал. И хотя лет ему было немного, всего-то шестьдесят пять, какая-то глубинная печаль съедала его изнутри. То ли тоска по матери, то ли чувство вины перед ней. А может, разочарование в бессмысленно прожитой жизни. А скорее всего, все это, вместе взятое…

И вскоре после смерти матери заболел он сам. Заболел тяжело… У него определили рак. Галка не нанимала сиделок, ухаживала за отцом сама…

Для нее это оказалось нетрудно. Она, всю жизнь работавшая на износ, не знающая ни отдыха, ни покоя, абсолютно спокойно выполняла все необходимые манипуляции с отцом: перестелить белье, подать судно, помыть его худое жилистое тело, покормить с ложечки, попоить, придерживая голову…

Делать-то все это она делала, только душа молчала. Механически, технически все Галкины движения были правильны, гуманны и не доставляли больному отцу никакого дискомфорта. А вот эмоционально, душевно Галка оставалась холодна. Она просто выполняла свой дочерний долг. Как умела, как могла. Хотя не считала себя должной… Более того, продолжала винить его, мысленно ругать и, чего уж греха таить, ненавидеть… Не то чтобы не получалось у нее простить отца… Нет. Она и не пыталась. Мысленно, конечно, возвращалась к словам цыганки и взгляду ее непонятному… Но простить то, что отец сделал с жизнью матери и с ее собственной жизнью, она не могла.

Долгие часы, проведенные наедине с отцом, никак не приблизили Галку к пониманию ситуации. С ним она ни о чем, кроме самочувствия, лекарств и назначений врачей, не говорила. Никакие животрепещущие темы не затрагивала, а сама продолжала мучиться вопросом – где связь? Какая связь? Не просто же так случайная женщина подсказала ей пересмотреть свое отношение к отцу. Да и насколько случайна она была – та встреча? Вряд ли в жизни что-то бывает случайно. Всему есть объяснение, во всем можно увидеть смысл, если глубоко смотреть, конечно. И если хотеть увидеть.