Охота на Джека-потрошителя - Керри Манискалко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот почему Томас так искусно изображал эмоциональную отстраненность. Вот в чем корень его высокомерия. Лиза была права – за ним действительно скрывалась боль. Мое сердце стремительно билось. Мне хотелось прижать его к себе и исцелить его раны, и одновременно хотелось выведать все его тайны и немедленно сложить из них полную картину.
Однако прежде всего надо было выяснить, какие отношения связывали дядю с Эммой Элизабет. Сделав над собой большое усилие, я повернулась к дяде.
– Мне нужно знать, что случилось с твоей бывшей невестой. – Я видела, как в его голове вращаются шестеренки, пока он перебирает способы уйти от необходимости рассказать мне эту историю. – Пожалуйста. Расскажи мне, что случилось с Эммой Элизабет Смит.
Дядя высоко вскинул голову.
– По-видимому, я знаю меньше тебя.
– Так выполни мою просьбу.
– О, прекрасно. Она заставляла меня сделать выбор: или она, или наука. Когда я отказался, она разорвала со мной всякие отношения, сказав, что скорее лишится последнего пенни, чем одобрит такую нечестивую работу.
Дядя обхватил голову руками; он явно думал о своей бывшей возлюбленной, и это усугубляло его и без того плохое состояние. Потом стальная решимость, с которой я была хорошо знакома, вернулась к нему и будто омолодила его в одно мгновение.
Это снова был тот самый человек, который учил своих студентов, как отвлекаться от эмоционального аспекта ужасного события, чтобы идти вперед и узнавать факты, не позволяя чувствам ослепить себя.
Он сел прямее и один за другим перечислил факты.
– Эмма могла бы продолжать свою жизнь, но предпочла этого не делать. Сказала, что ей хочется причинить мне как можно больше страданий, думала, что это заставит меня уступить, – он покачал головой. – Последнее, что я о ней слышал, – она сняла комнату в Ист-Энде и отказалась брать деньги у своих родственников. Пошли слухи, как это обычно бывает, что она торгует собой, чтобы платить за жилье, – дядя снял очки и стал стирать со стекол воображаемые пятнышки. Я даже представить себе не могла, что́ он должен был чувствовать. Он уронил руки на колени. – У меня не хватило мужества выяснять, было ли это правдой. Я выбросил ее из головы, погрузился в свою работу и жил счастливо в течение последних нескольких лет.
– Что произошло в ту ночь, когда ты увидел ее тело? – тихо спросила я. – Это напоминает тебе последние убийства?
Дядя откинул назад голову, пораженный, потом стал крутить усы. Несколько секунд он, казалось, листал страницы заметок в уме.
– Полагаю, она могла стать одной из жертв Потрошителя, – дядя так сжал кожаный футляр для очков, что у него побелели костяшки пальцев. Потом он заговорил сквозь сжатые зубы: – Я должен вернуться к работе.
Томас поднял бровь, потом посмотрел на меня. По-видимому, остались еще тайны, которые предстояло раскрыть. Я не могла понять, посвящен он в них или нет, но твердо решила это выяснить.
Кладбище Литтл-Илфорд, Лондон
8 октября 1888 г.
Два каменных дракона стояли, как часовые, над нашим экипажем, когда мы проезжали по мощенной булыжником дороге под стрельчатой аркой самых больших из трех ворот, ведущих на кладбище Литтл-Илфорд.
Плотный туман накрыл маленькую кучку скорбящих, стоящих вокруг свежей могилы мисс Катерины Эддоуз, мертвое тело которой я осматривала на месте последнего двойного убийства; мгла окутала их, как одеялом, защищая от холодного дня.
Зима уже кусала осень за пятки, напоминая более мягкому времени года, что скоро придет сюда.
В знак уважения к покойнице я надела подобающее платье вместо костюма для верховой езды и бриджей, которые в последнее время обычно предпочитала носить. Мое простое черное платье поразительно напоминало то, которое было на мне в ночь убийства мисс Энни Чапмен. Я надеялась, что это не послужит предзнаменованием еще худших событий в будущем.
Я чувствовала странную связь с Катериной, возможно, потому что стояла тогда на коленях над ее телом и осматривала место, где ее нашли.
В газетах ее описывали как общительную женщину, когда она бывала трезвой, готовую спеть для любого, кто ее об этом попросит. В ту ночь, когда ее убили, она была пьяна, валялась на улице, а потом ее задержала полиция после часу ночи.
Потрошитель нашел ее вскоре после этого и навсегда оборвал ее песни.
Дядя остался у себя в лаборатории, беседуя с детективами о второй жертве той кровавой ночи. Он послал Томаса и меня в своем экипаже выведать все, что удастся, у тех, кто придет на похороны. Он верил, что убийца часто приходит на место своего преступления или участвует в расследовании, но, как и большинство его идей, это невозможно было доказать. Детективы-инспекторы недолго убеждали дядю в том, что его опыт крайне важен для расследования данного дела. Высшему руководству Скотленд-Ярда стоило лишь немного польстить самолюбию дяди, чтобы залечить его уязвленную гордость.
Я не могла удержаться, чтобы тайком не бросать взгляды на Томаса, гадая, не стоит ли рядом со мной то самое чудовище, на которое я охочусь. Хотя его рассказ о смерти матери и поспешной повторной женитьбе отца растрогал меня, но, может быть, это входило в его намерения. А пока надо следить за ним, но вести себя так, будто отношения между нами наладились.
Томас держал над нами зонтик и внимательно наблюдал за всеми собравшимися. Скорбящих было не так много, если честно, но никто не вызывал ни малейших подозрений – кроме одного бородатого мужчины, которые иногда через плечо поглядывал на нас. Что-то в его внешности меня настораживало.
– Прах есть, и вернешься в прах, – цитировал священник из Книги Бытия, воздевая руки к небу, – да упокоится твоя душа и да пребудет с миром, хоть и не мирно ты нас покинула, возлюбленная сестра.
Горстка скорбящих пробормотала хором «аминь», потом все разошлись. Унылая погода сдерживала их скорбь и делала молитвы по покойнице короткими. Через несколько минут небеса разверзлись и полил сильный дождь, заставив держащего зонтик Томаса придвинуться чуть ближе ко мне.
Или, может быть, он просто воспользовался этим предлогом. Он все время вертелся вокруг меня, словно я была солнцем в его вселенной, вращался вокруг с тех самых пор, как позволил мне проникнуть за один из его многочисленных эмоциональных барьеров. Надо будет потом поразмыслить над этим.
Я подошла к самодельному надгробию, опустилась на колени и провела кончиками пальцев в перчатке по грубому деревянному кресту. На меня нахлынула волна печали по женщине, которой я даже не знала. Лондон объединил усилия, чтобы обеспечить ей должное погребение и могилу. По-видимому, люди всегда готовы дать человеку после смерти то, в чем отказывали при жизни.
– Одри Роуз, – Томас прочистил горло. Я взглянула вверх и заметила бородача, который стоял в нескольких шагах от могилы и, казалось, колебался – подойти к нам или раствориться в сером утреннем тумане. Не в силах отделаться от ощущения, что он хочет сообщить нам нечто важное, я сделала знак Томасу следовать за мной.