Меж двух огней - Дэвид Марк Вебер

Теперь он шагал за ней по ухоженной лужайке имения Гауптманов. Низкий, широко раскинувшийся особняк, казалось, имел в высоту всего два этажа, но внешность была обманчива. Хотя сами Гауптманы и их маленькая армия слуг жили на этих верхних этажах видимых всем, зато девяносто процентов здания было скрыто в девяти цокольных и подвальных уровнях, где разместились гаражи, подсобные помещения, отделы сбора и обработки информации и сотни других подразделений, необходимых для управления картелем Гауптмана.

Архитекторы создали гибрид, напоминавший смесь римской виллы со Старой Земли и простого охотничьего домика. Сплав стилей должен был выглядеть смешным, однако пестрая архитектура слилась в единое, гармоничное целое, которое странным образом соответствовало густому лесу, окружавшему имение. Конечно, для цивилизации овладевшей антигравитацией постройка отдавала нарочитой манерностью. Небоскребы были намного дешевле и эффективнее в использовании рабочего и жилого пространства: всегда легче строить вверх, чем зарываться вниз, да и слугам в правильно спроектированном высотном здании не приходится проходить по полкилометра от кухни до столовой. Но дедушка Клауса Гауптмана решил, что ему нужно деревенское поместье, и построил именно деревенское поместье.

– Нам сегодня еще будет нужна машина, сэр? – спокойно спросила Адамс.

– Нет, – бросил Гауптман, затем сам себя одернул. – Простите, Мила. Я не хотел вам нагрубить.

– Это входит в мои обязанности, сэр, – ответила она, усмехнувшись, и он выдавил из себя хриплый смешок.

– Я все равно не должен так поступать, – признал он, – но…

Он пожал плечами, и она кивнула: мол, все понятно.

– Во всяком случае, – продолжал он, – сегодня вечером машина мне не нужна. Собственно, я могу вскоре вообще улететь с планеты.

– Вот как? – переспросила Адамс. – Я должна предупредить наших людей, чтобы они приготовились?

– Нет, – покачал головой Гауптман, – Если я все-таки отправлюсь, это будет не просто путешествие, – Адамс удивленно подняла бровь, и он криво улыбнулся, – Я не хочу говорить загадками, Мила. Поверьте мне, когда настанет время, я сообщу вам заблаговременно, прежде чем куда-то отправиться.

– Хорошо, – ответила Адамс и нажала кнопку пульта дистанционного управления на левом запястье.

Лимузин позади них поднялся в воздух и с тихим шумом полетел к входу на стоянку, а она отправилась вслед за Гауптманом к внушительному зданию, которое он скромно называл «дом».

Швейцар (не механизм, а живой человек) открыл им старомодную неавтоматическую дверь, и Гауптман кивнул ему в знак приветствия. Швейцар бросил взгляд на лицо хозяина и отступил в сторону. Он ничего не сказал, но повел бровью, адресуясь к Адамс, и с кривой усмешкой покачал головой, когда Гауптман прошел мимо него. Адамс улыбнулась ему в ответ и поплелась вслед за магнатом по длинному просторному коридору, щедро украшенному произведениями искусства.

– Стейси здесь? – проворчал Гауптман.

Адамс проконсультировалась с пультом на запястье.

– Да, сэр. Она в бассейне.

– Ладно… – Гауптман остановился и несколько секунд молча теребил себя за мочку уха. Затем вздохнул, – Вы можете идти, Мила. Уверен, что у вас есть свои дела, а сегодня вечером мы останемся дома. Если вы свободны, я буду рад, если вы поужинаете вместе с нами.

– Конечно, сэр, – кивнула шеф службы безопасности и взглядом проследила, как Гауптман шагает по коридору уже без нее.

На ее губах заиграла легкая улыбка. Он был странным человеком, ее начальник. Резкий, эгоцентричный, способный на чудовищную грубость, высокомерный, вспыльчивый – и абсолютно не понимающий высокого смысла преимуществ, которые давало ему его богатство, но все же способный на рассудительность, доброту, даже великодушие (насколько он себе это представлял) и пронизанный железным чувством ответственности за тех, кто был у него на службе. Адамс подумала, что для его характеристики лучше всего подошло бы одно слово – «испорченный»… Не будь он самым богатым человеком в Звездном Королевстве. А поскольку он все-таки им был, его могли назвать лишь «эксцентричным», и с этим ничего не поделать.

Клаус Гауптман гордо шествовал по коридору, не подозревая о размышлениях своей телохранительницы. Выходя во внутренний двор имения, он думал о других, совсем не радостных для него вещах.

В саду правильной планировки росли розы, обычные для Старой Земли, а венчики мантикорских цветов образовывали аллеи, расцвечивающие двор разными красками и выводившие к огромному плавательному бассейну в центре сада. Бассейн по площади составлял половину футбольного поля, а в центре его возвышался богато украшенный фонтан. Из открытых ртов больших бронзовых рыб с полудюжины планет в бассейн струями била вода, а между рыбами сидели в небрежных позах русалки и тритоны, и монотонное журчание плещущейся воды успокаивающе действовало на подсознание.

Однако в данный момент внимание Гауптмана было обращено на молодую женщину в бассейне. У нее были темные, как и у него самого, волосы, а глаза – карие, как у ее матери. Высокие (материнские) скулы и овальное лицо гармонировали с глазами, черты лица отражали внутреннюю – собственную – силу. Она не была красавицей, и в этом тоже ощущалась ее личная позиция, утверждение власти, поскольку она могла позволить себе прибегнуть к услугам, вероятно, самой лучшей пластической медицины в галактике и превратиться в богиню. Но Стейси Гауптман не пошла на это, а пожелала довольствоваться лицом, дарованным ей природой и генами. Тем самым четко заявив, что она довольна своей жизнью и не собирается никому ничего доказывать.

Она сделала последний круг и, заметив отца, остановилась на месте. Он помахал ей, и она, в ответ, тоже махнула рукой.

– Привет, папа! Я не думала, что ты вернешься домой так рано.

– Кое-что произошло, – ответил он, – У тебя есть время? Нам надо поговорить.

– Конечно.

Она быстро подплыла к лестнице, выбралась из бассейна и взяла полотенце. У нее была красивая и гибкая фигура, с хорошо развитыми формами, и Гауптман почувствовал знакомый прилив раздражения при виде ее миниатюрного купальника. Он подавил злость при помощи не менее знакомой сдержанной насмешки над собой. Его дочери было двадцать девять стандартных лет, и она уже вполне доказала свою способность обходиться без постороннего присмотра. Чем она занималась и с кем – это касалось только ее, но Гауптман предполагал, что каждый отец переживает одни и те же чувства. В конце концов, отцы помнят какими они были когда-то в молодости, разве не так?

Гауптман рассмеялся и подошел к брошенной на кресло одежде. Подняв халат, он накинул его на плечи дочери, защищая от наступившей вечерней прохлады, затем махнул в сторону стульев, расставленных вокруг стола у края бассейна. Она завязала пояс на халате и села, откинулась на спинку стула, забросила ногу на ногу, затем с любопытством посмотрела на отца, и его веселость исчезла: он разом вспомнил о новостях сегодняшнего дня.