Ричард Длинные Руки - ландесфюрст - Гай Юлий Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ого, – сказал я, – у вас есть корабельные инженеры?
Мастер Пауэр сказал скромно:
– Найдем.
А мастер Лоренс, более прагматичный, сказал осторожно:
– Обучим. В конце концов, каравеллы находились на виду. С них сняли чертежи, облазили все, обнюхали каждую доску. И не только мы.
– Тогда все прекрасно, – сказал я с облегчением. – Я только рад, что все будет под вашим контролем. Скажу честно, я доверяю частному капиталу даже больше, чем преданнейшим патриотам. Те могут изменить взгляды, а вот стремление к прибыли ничто не изменит! Так что пока идет речь лишь о выделении вам части бухты под временную аренду? За приемлемую оплату?
Они переглянулись, на лице мастера Агендера проступило беспокойство, кое у кого вообще физиономии вытянулись.
Мастер Пауэр сказал виновато:
– Да, конечно, хотя как-то об этом не подумали.
– Почему? – удивился я.
– Раньше бухта была фактически ничейная, – объяснил он. – Но мы да, помним, вы купили все права у госпожи Амелии, которой принадлежали земли вокруг бухты…
Мастер Лоренс сказал с великим уважением:
– Ваша светлость, мы преклоняемся перед вашей деловой хваткой! Вы уже тогда все рассчитали и купили… или приняли в дар за оказанные услуги этот вроде бы никчемный клочок земли!
Мастер Пауэр добавил:
– Мы счастливы, ваша светлость, что вы управляете этими землями и королевством. Мы верим, что вы добьетесь многого. И мы вместе с вами.
Я кивнул, сказал негромко:
– Вы должны догадываться, что буду стараться опираться больше на вас и на города, чем на рыцарство, которое люблю и уважаю! И вы понимаете, почему у меня такая политика… А теперь, господа, вы можете перейти к моему заместителю по хозяйственной части, Куно Крумпфельду. Детали можете обсудить с ним.
Они сразу увяли, а мастер Лоренс, самый искренний, сказал со вздохом:
– Куно уполномочен решать и такое?
Я улыбнулся.
– Вижу, вы с ним уже знакомы. Уверен, найдете общий язык. Он переговорщик жесткий, но понимает проблемы, задачи и потому пойдет вам навстречу… хоть и не даст сесть себе или мне на голову.
Они поднимались так же степенно, хотя выходили несколько быстрее, чем зашли, а опытному глазу это говорит многое. Едва за ними закрылась дверь, я вызвал сэра Жерара, он появился моментально, еще не уверенный, не зря ли пропустил их вообще во дворец.
– Срочно, – велел я, – сообщите здесь в Геннегау, а также в другие крупные города… а лучше вообще по стране. Дескать, торговая гильдия Тараскона взялась строить два океанских корабля!
Он кивнул.
– Сегодня же сделаю. Могу я задать вопрос?
Я поморщился.
– Да просто задавай!
– А зачем, – поинтересовался он, – распространять такой слух?
Я тяжело вздохнул.
– Если бы можно было, я весь флот перекинул бы на плечи частного предпринимательства. Они построят и быстрее, и надежнее, и вообще… Так что если в других городах купцы спохватятся и начнут выкупать у меня недостроенные корабли, я только скажу с благодарностью: «Слава тебе, господи, наконец-то пришел частный капитал!»
Он пробормотал:
– Все будет сделано, ваша светлость, в точности. Хотя многие не поймут, зачем вы это важнейшее дело передаете в руки торговцев и глав гильдий!
– Разве я все передаю? – спросил я. – Сэр Жерар, вы разве слышали о том, что я намерен приватизировать армию? Или военный флот? А вот торговый, да, пусть сами занимаются… Все равно буду стричь их за крышевание.
– Ваша светлость?
– Крышеванием в государственных размерах именуется взимание налогов, – пояснил я. – Все, выполняйте!
После нападения пиратов, точнее – после их разгрома, строительство флота переросло в народную, даже во всенародную стройку. Стройку века, можно сказать. Как только стало ясно, что вся эта гигантская армия явилась только затем, чтобы уничтожить порт и корабли, даже на Геннегау эти сволочи почти не обращали внимания, негодование и патриотизм достигли такого накала, что в гавань являлись добровольцы и заявляли, что готовы делать любую работу только за еду, но только чтоб корабли строили быстрее.
Теперь, когда стало ясно, что больше пираты не сунутся, а если придут, то к тому времени будет мощный флот, я велел построить еще доки, благо в гавани места много, и благодаря народному энтузиазму заложили еще десяток кораблей.
Пираты потерпели настолько сокрушительное поражение, что повторят набег очень даже не скоро, если вообще решатся. К тому же воинские части графа Рейнфельса взяли бухту под охрану, обе башни взялись отстраивать как можно быстрее, а на верхних площадках решили установить катапульты еще более мощные, чтобы через узкое горлышко входа уж точно никто не прошел.
Вскоре мне доложили, что герцог Сулливан передал управление оставшимися у него войсками графу Рейнфельсу и вернулся в подземную тюрьму Башни Смерти в Геннегау.
Барон Альбрехт сказал со вздохом:
– Он вообще-то показал себя очень даже… Я бы сказал, своей самоотверженностью спас ту часть бухты, где строятся корабли.
Я буркнул:
– Пиратов и так бы отогнали.
– Но корабли пришлось бы строить заново.
– Пришлось бы, – согласился я. – И что вы предлагаете, барон?
Он буркнул:
– Ничего, ваша светлость. Просто указываю на неприятный момент…
– Что ему не дали умереть красиво? – спросил я. – Ну как я мог позволить такое, если он победно скалил зубы, мол, ага, не удалось тебя меня четвертовать?..
Он вздохнул.
– Что, самолюбие взыграло? Ну, а теперь как?
– А как еще? – спросил я зло. – Он осужден на казнь. Был отпущен под честное слово для выполнения одной важной миссии. Она выполнена, он вернулся. Что еще? Теперь должна произойти отсроченная казнь.
Он поерзал в кресле, сердито ухватил кубок, но там пусто, резко отодвинул.
– Формально все верно. Но разве нельзя теперь помиловать?
Я пожал плечами.
– Он все еще не признает моей власти.
– А защита от пиратов?
– Он защищал владения короля Кейдана, – напомнил я. – Как его верный подданный. Герцог Вирланд, кстати, тоже так и не признал меня, но с тем, думаю, будет проще.
– В чем?
– Он не такой идеалист, – пояснил я. – Женат, понимаете? А Сулливан еще холост, крылья не сгорели… Вирланд хоть и не признает меня юридически, но признает по факту и будет жить по нашим законам. Кстати, он уже жил по нашим в своих землях и даже в крепости Аманье. Недвусмысленный сигнал мне: дескать, я принимаю твою власть, но ты не позорь меня, требуя публичного отречения от Его Величества Кейдана! Некое молчаливое соглашение, когда ни одна из сторон не только ничего не подписывает, но даже не произносит вслух! И, конечно, никто не называет вещи своими именами.