Тень доктора Кречмера - Наталья Миронова

— Обалденно! Бери обязательно, — возбужденно гудела Зина. — Вот ты со спины не видишь, а она… сама ходит!

— Кто ходит? Шуба? — Вера попыталась заглянуть себе за спину.

— Ты не понимаешь, — отмахнулась Зина и вдруг заплакала.

Вера, забыв про шубу, подбежала к ней.

— Что с тобой, Зинуль?

— Ничего. — Зина не сразу справилась со слезами. — Вот ты высокая, худая, тебе все идет. А я… толстая… и вообще недомерок.

— Зинка! Вот дуреха! — ласково заговорила Вера. — Ты мне завидуешь? А я — тебе.

— Чему тут завидовать? — всхлипнула Зина.

— Илюша тебя любит, — тут же нашлась Вера. — Вот такого толстого глупого недомерка. Он тебя любит такую, как есть. Вот ты подумай, сколько людей тебя любит! Илюша, мама с папой…

— Ну, мама с папой — само собой, — пренебрежительно протянула Зина.

— А вот не скажи. Меня моя мама не любит.

— Да ладно тебе… — начала было Зина, но Вера ее перебила:

— Мама с папой, Серега, Антонина Ильинична, я тебя люблю, девочки на работе в тебе души не чают… И твой маленький тебя уже любит.

— Думаешь? — оживилась Зина. — По-моему, они в этом возрасте совсем безмозглые.

— А вот и нет. Они все понимают…

— …только сказать не могут, как та собака, — весело подхватила Зина.

— Нет, это ты не понимаешь, — нахмурилась Вера. — Ты сама должна себя любить и беречь, а то он почувствует.

Зина смахнула остатки слез.

— Ладно, извини. Сама не знаю, что на меня нашло.

— Это бывает при беременности, — успокоила ее Вера. — Ничего страшного.

— У тебя было? — ревниво уточнила Зина.

— Наверное, было. Не помню.

На самом деле у Веры такого не было. Но пусть Зина думает, что у нее все в норме, как у всех.

Пока Вера вела просветительскую работу, менеджер позвал какого-то парня богемного вида, и они о чем-то пошептались.

— Я продам вам эту шубу за полцены, — предложил менеджер, — если вы согласитесь в ней сфотографироваться. Прямо сейчас. Вот наш фотограф.

Вера, конечно, отказалась, но Зина налетела на нее коршуном:

— Верка, соглашайся! Я тебя живьем отсюда не выпущу! Считай, это каприз беременной женщины.

— Зиночка, но я же не модель! Я в этом ничего не смыслю. Давай лучше я буду делать свое дело, а…

— Слушать ничего не хочу. Когда еще такой случай выпадет! А за полшубы ты себе ту обдергузку прикупишь.

— Не хочу я, чтоб моя физиономия красовалась на всех углах! Я в банке работаю! Почему я должна…

Но менеджер успокоил Веру:

— Нам не нужен «аутдор», только «бэтээл». Всего один кадр, вот здесь, в интерьере. Прошу вас, не отказывайтесь. Вы отлично смотритесь. И ехать никуда не надо, у нас тут молл, фотомастерская прямо здесь, на месте. Ну, пожалуйста, я вас очень прошу! Нам обязательно надо сменить центральный постер. Надоела эта голая дура. Не отвечает она фокусной аудитории, понимаете?

Зина прекрасно поняла рекламный язык и пожалела лишь о том, что «аутдора» не будет. Вера не поняла ни слова и потребовала объяснений. Оказалось, что «бэтээл» — это реклама на месте продажи, а «аутдор», наоборот, — наружная.

Немного успокоившись, Вера взглянула на огромный, выше человеческого роста, эффектно подсвеченный фотоплакат в нише, зрительно разрезавший помещение магазина по центру на две части. На фотографии была изображена совсем юная девушка ослепительной красоты: смуглая, с роскошными черными волосами и знойным восточным лицом, кутающаяся в белые меха. Она стояла в позе Венеры: из мехов выступали обнаженные плечи, бедра и ноги.

— По-моему, очень красиво, — сказала Вера. — И если вы думаете, что я буду позировать голой…

— Нет-нет, — мягко перебил ее менеджер. — Мы с этим снимком по таргетингу промахнулись. Позировала совсем девчонка, турчанка. Известная фотомодель, но нам она совершенно не подходит. Жаль, мы раньше не въехали. Ее образ — «любимая младшая жена в гареме». Есть, конечно, и такие, но в основном к нам приходят совсем другие дамы. И возраст, и социальный статус, все другое. Состоявшиеся, самостоятельные женщины. Они не ждут, что повелитель купит им шубку, сами знают, чего хотят, сами выбирают. Есть среди них и молодые, но все-таки не настолько. Вы подходите идеально.

Все эти комплименты не производили на Веру никакого впечатления. Она ушла бы, но Зина как последний аргумент выставила вперед свой совсем еще не великий живот и загородила ей дорогу.

— Поссоримся на всю жизнь, — пригрозила Зина. — Я тебе этого никогда не прощу!

Вера сдалась. Ее провели по огромному моллу в помещение фотомастерской. Фотограф — молодой парень с выбеленными волосами, затянутый в узкие черные брюки и черную водолазку, — улыбнулся ей и с ходу перешел на «ты».

— Лапуля! — защебетал он. — Ты любовь всей моей жизни!

У него был женственный, даже, пожалуй, дамский, несколько жеманный голос. Вера поняла, что насчет любви всей жизни — это явное преувеличение. Но он показался ей симпатичным и доброжелательным.

— Главное, без мандража, — продолжал он. — Не дергайся, и все будет классно. Но сперва тебе надо загримироваться.

Вере жутко захотелось удрать. Но на нее накинулись ассистентки и поволокли к раковине. Их было всего две, а казалось, что двадцать две. Они живо удалили скромную косметику, нанесенную еще дома, до похода за шубой, и усадили ее на винтящийся табурет перед ярко освещенным зеркалом. Обе трещали пулеметом, не обращая на Веру никакого внимания, вопросы задавали только фотографу.

— Волосы оставим?

— Да, оставляем, — кивнул фотограф.

Ну, слава богу. А что они хотели сделать с ее волосами? Снять скальп?

— Полную проработку лица? — продолжали трещотки.

— Глаза астральные. Стиль «декаданс». Ничего, лапуля, — подмигнул жертве фотограф. — Потерпи. Ты же хочешь быть красивой, да, звездочка моя?

Ничего Вера не хотела. Она так бы и сказала, но не могла рта раскрыть: как раз в этот момент пришла гримерша и принялась за «полную проработку лица». Вера уже знала, что это такое: ей точно так же накладывали грим на телевидении. Как будто она кукла.

Ей было жарко, неудобно, неловко, «полная проработка лица» затягивалась, и страшно было даже подумать, чем все это кончится. На телевидении хоть без «астральных глаз» обходилось. «Ну, Зинка!» — подумала Вера в бессильной ярости.

Зина сидела тут же и все действия гримерши молчаливо одобряла. Когда экзекуция закончилась, Вера со страхом глянула в зеркало. Она себя не узнала. Из таинственной зеркальной глубины на нее смотрела немыслимая красавица. Вера Холодная. Глаза — бездонные… нет, не глаза, «очи».