Комбат против волчьей стаи - Андрей Воронин

— Твои проблемы, — Стресс напрягся и рывком оторвал Трубу от мусорницы, поставил на ноги, вырвал из рук бутылку, в которой на дне успела отстояться пена, и бросил ее в урну.

Труба в отчаянии осматривался, остальных бомжей как ветром сдуло. Никто не хотел становиться свидетелем, а тем более участником разборки. В трудную минуту каждый сам за себя.

Милиционер со скучающим лицом стоял всего лишь метрах в пятнадцати, демонстративно повернувшись к Стрессу спиной, изучал расписание поездов.

— Я тебе скажу, только ты меня не выдавай, он у себя в берлоге. На дно залег.

— Где?

— Здесь, недалеко за перроном, метров сто по путям возле забора, там люк теплотрассы.

— Веди.

— Нет, мне нельзя, мне потом голову оторвут.

— А я тебе сейчас яйца отрежу.

— Я дорогу покажу, а дальше ты сам, мужик.

— Пошел! — Стресс, как тисками, сжал локоть Трубы и толкнул его вперед.

Припадая на затекшую от сидения ногу, Труба двинулся к выходу.

— Слышь, мужик, я тебя до края платформы доведу, а там.., дальше ты сам.

— Не рассуждай.

Труба в мыслях проклинал Щукина, вполне могло получиться и так, что, доведи он бандита до крышки канализационного люка, тот его там и прирежет. Место-то пустынное и безлюдное. Позвякивая бутылками в пакете, Труба семенил по перрону, за ним след в след шел Стресс, он уже не сжимал локоть бомжа, но у того всякое желание бежать пропало. Он знал — соревноваться в беге со здоровым тренированным головорезом ему нет смысла.

Дойдя до края высокой платформы, Труба остановился.

— Чего стал?

— Вон за тем составом — люк возле забора. Он там, это точно.

— Пошел, — Стресс, ударил ногой Трубу под коленку, и тот кубарем полетел с платформы на кучу щебня.

Стресс, спрыгнул следом, схватил его за шиворот и вновь поставил на ноги.

— Пошел, вонючка.

— Иду-иду.

Они перебрались под составом и оказались у бетонного забора. Сквозь негустую краску просвечивали лозунги былых времен. ICTSS с двумя латинскими S, выполненными в стилистике молнии эсэсовцев, лозунг «Долой ГКЧП'» кто-то исправил на «Долой ГКЧП!».

Труба остановился возле чугунного люка с аббревиатурой «ТС».

— Теплосети.

— Чего кричишь? — шепотом образумил Трубу Стресс, — еще твой голос услышу, прирежу.

Он присел на корточки, внимательно осмотрел щель между люком и горловиной. По всему было видно, люк поднимали совсем недавно. Ни камешка в щели, ни земли.

— Не топчись, — прошипел Стресс, ища глазами чем бы подцепить этот чертов люк.

Солнце уже зашло, и неподалеку в конусе света, который бросал на железнодорожные пути галогенный фонарь, Стресс, увидел загнутую буквой Г проволоку.

Он, стараясь ступать бесшумно, подобрался к ней, осмотрел, на проволоке имелись свежие царапины.

Значит, совсем недавно ею пользовались, может даже сегодня, за ночь бы изломы покрыли бы маленькие пятнышки ржавчины.

— Он, говоришь, отлеживается?

— Так мне сказал, — отвечал Труба, радуясь тому что внимание Стресса переключилось с него на люк, а его самого, возможно, сейчас отпустят.

Но не тут-то было, Стресс вставил проволоку в отверстие и, уже не соблюдая осторожности, отвалил его в сторону. Противно проскрежетал металл о металл.

У Трубы от страха мелко задрожала челюсть, когда у Стресса в руках появилась тонкая шелковая тесьма черного цвета, как раз такой длины, чтобы набросить ее на шею, захлестнуть и резко дернуть.

«Удавка» — Труба вспомнил как называется такая тесьма.

Он попятился.

— Куда? — прошептал Стресс.

— Там он, там, — показывал бывший джазмен в черное жерло коллектора.

— Стоять! — Стресс принюхался, вместе с паром из люка шел густой запах водки.

Он улыбнулся.

«Нажрался небось, сука».

Пальцем подманил к себе Трубу.

— Лезь, — скомандовал Стресс.

— Куда? Зачем?

— Лезь, я тебе говорю.

Не выпуская из руки удавку, Стресс схватил Трубу за грудки, и ноги того повисли над черной пустотой.

Бомж засучил ногами так, словно ехал на велосипеде.

Еще немного, и он рухнул бы вниз, но вдруг ощутил под подошвой скобу металлической лестницы. Он стал быстро спускаться.

Стресс полез за ним следом, люк так и остался открытым. Горела тусклая лампочка, освещавшая пространство метра на четыре вглубь. В темноте попискивали крысы. Бандит достал из кармана фонарь и посветил в глубину коллектора. Грызуны особо не прятались, лишь жались к стенам.

Стресс потянул носом, тут внизу еще сильнее пахло водкой, и он чувствовал откуда исходил запах — из черного провала, из узкого прохода между сырых бетонных стен.

— Там, — кивнул Труба, указывая пальцем, — там он, дрыхнет, наверное.

Стресс, памятуя о судьбе постигшей Тормоза, не подходил близко к провалу, не высовывался, схватил Трубу за рукав и потянул его вперед, зашипел ему в немытое, волосатое ухо:

— Зайдешь. Свет там есть?

— Не знаю.

— Зайдешь, посветишь, — он сунул ему в руки фонарь и подтолкнул в темноту.

Труба, ни жив, ни мертв, сделал несколько шагов и ощутил, как его отпускает рука Стресса, свет фонаря беспокойно зашарил по каморке, упал на постель.

Щукин лежал, повернувшись лицом к стене, накрытый до пояса легким одеялом, из-под которого торчали босые ноги с, на удивление, чистыми пятками.

Луч фонаря скользнул по спящему, вернее, по притворявшемуся спящим, Щукину, пошел по стене.

Вдруг Труба почувствовал, как тяжелая ладонь закрывает ему рот, нос, он дернулся, но его тут же подняли над полом. Комбат развернул Трубу к себе и подмигнул. Рублеву казалось, что подмигнул он весело, на всякий случай он улыбнулся еще шире. Но перепуганный бывший джазовый музыкант соображал с трудом. Все его подозрения сейчас сводились к тому, что его непременно хотят убить.

Да и насчет того, жив ли Щукин, побыв вместе с Комбатом, он имел сомнения. Борис Рублев решил рискнуть, он медленно отнял руку от лица Трубы. Если тот не закричал тотчас же, то только потому что его парализовал страх.

— Ну что там? — послышался шепот Стресса.

— Спит, — одними губами проговорил Комбат, указывая пальцем на Щукина. И только сейчас догадался опустить Трубу на пол. Ощутив под собой твердую почву, тот качнулся и прикрыл глаза.