Контракт Паганини - Ларс Кеплер

— Пошла ты! Что хочу, то и делаю.

— Но нам правда очень нужно одолжить у вас телефон.

— Тогда вам придется ввести мой пин-код, — улыбнулся Валленберг.

— Зачем вы так с нами?

Валленберг прислонился к косяку и с минуту смотрел на них.

— Надо же, наркоманы. Вломились ко мне, маленькому.

— Мы не…

— Да кто вам поверит, — оборвал Оссиан.

— Давай плюнем, — сказала Пенелопа Бьёрну.

Ей хотелось выбраться отсюда, но Бьёрн еле стоял на ногах. Щеки и губы у него побелели, он обеими руками опирался о стену.

— Нам жаль, что мы к вам влезли, — сделал еще одну попытку Бьёрн. — Мы заплатим за то, что взяли, но сейчас нам очень нужен ваш телефон, ситуация ужасная…

— Как тебя зовут? — улыбаясь перебил Оссиан.

— Бьёрн.

— Тебе очень идет этот пиджак, Бьёрн, а галстуков ты разве не заметил? Там есть подходящий.

Валленберг подошел к гардеробу, вытащил синий кожаный галстук того же оттенка, что и пиджак, и медленно завязал его у Бьёрна на шее.

— Позвоните в полицию сами, — предложила Пенелопа. — Скажите, что к вам влезли двое грабителей и вы застали их на месте преступления.

— Не смешно, — угрюмо отозвался Оссиан.

— Так чего же вы хотите? — напряженно спросила она. Валленберг отступил на пару шагов и начал придирчиво рассматривать непрошеных гостей.

— Она мне не нравится, — сообщил он Бьёрну. — Ты в моем пиджаке сама элегантность. А она в этом мерзком свитере вылитая сова Хельга.[30]И на шведку не похожа…

— Перестаньте, — попросил Бьёрн.

У Оссиана стало злое лицо. Он подошел к Бьёрну и замахнулся, делая вид, что сейчас ударит его кулаком в лицо.

— Я знаю, кто вы, — сказала Пенелопа.

— Вот и отлично, — усмехнулся Оссиан.

Бьёрн вопросительно посмотрел на нее, потом на хозяина дома. Пенелопе стало дурно. Она села на кровать и постаралась дышать спокойно.

— Погодите, — сказал Оссиан. — Ты тоже… я видел тебя по телевизору. Я тебя узнал.

— Я участвовала в теледебатах.

— А теперь ты умерла, — с улыбкой закончил Валленберг.

От этих странных слов ее тело напряглось, как струна. Пенелопа старалась понять, что он имел в виду, одновременно ища куда бежать. Бьёрн съехал по стене на пол. Он весь побелел и явно потерял дар речи. Пенелопа сказала:

— Если вы не хотите помочь, мы попросим кого-нибудь еще…

— Я хочу помочь, а то как же! — перебил Оссиан.

Он вышел в прихожую, вернулся с пакетом, вытащил из него пачку сигарет и вечернюю газету. Швырнул газету на кровать и ушел на кухню с пакетом и сигаретами. На первой полосе Пенелопа увидела свое лицо. Фотографии покрупнее изображали Виолу и Бьёрна. Над фотографией Виолы значилось «погибла», над их с Бьёрном — «не найдены».

«Трагедия на борту яхты. Полиция опасается, что трое человек погибли», — гласил заголовок.

Пенелопа представила себе мать — смертельно напуганную, обессилевшую от слез. Вот она стоит неподвижно, обхватив себя за плечи, как в тюрьме.

Скрипнул пол — Валленберг вернулся в спальню.

— Сыграем в игру. Викторина! — с энтузиазмом объявил он.

— Что значит?..

— Черт, ну что может значить слово «викторина»?

— Викторина? — с неуверенной улыбкой повторил Бьёрн.

— Ты не знаешь, что такое викторина?

— Знаю, но…

Пенелопа смотрела на Валленберга, понимая, насколько они уязвимы, пока никто не знает, что они живы, пока никто не знает, где они и что с ними. Он мог бы убить их — ведь все и так уже уверены, что они мертвы. Пенелопа сказала:

— Он хочет посамоутверждаться.

— Если мы согласимся играть, вы дадите нам телефон и пин-код? — спросил Бьёрн.

— Если выиграете. — У Валленберга заблестели глаза.

— А если проиграем? — спросила Пенелопа.

Аксель Риссен подошел к окну столовой, остановился и поверх розовых кустов взглянул на железную ограду, на улицу и лестницу церкви Энгельбректа.[31]

Поставив на договоре свою подпись, он в тот же миг унаследовал все рабочие дела и обязательства Карла Пальмкруны.

Аксель улыбнулся тому, как неожиданно повернулась жизнь, — и вдруг сообразил, что забыл про Беверли. В животе немедленно заныло от беспокойства. Однажды она сказала, что ей надо в магазин, но когда через четыре часа она не вернулась, Аксель сдался и отправился на поиски. Два часа спустя он нашел ее в каком-то флигеле возле Обсерватории. У Беверли был обескураженный вид, от нее пахло спиртным; нижнее белье отсутствовало. Кто-то склеил ей волосы жвачкой.

Беверли объяснила, что встретила в парке мальчишек:

— Они бросались камнями в раненого голубя. Я подумала, что если дать им денег, они перестанут. Но у меня было всего двенадцать крон. Этого не хватило. Они хотели, чтобы я еще кое-что сделала. Сказали, что если я этого не сделаю, они растопчут голубя.

Она умолкла, на глазах выступили слезы.

— Я не хотела, — прошептала она. — Но мне было так жалко голубя.

Аксель взял телефон и набрал номер Беверли.

Слушая гудки, он смотрел на улицу, на здание, которое раньше принадлежало китайскому посольству, и на темный дом, где помещалась штаб-квартира католической организации «Опус Деи».

Братья Аксель и Роберт Риссены делили большой дом на Брагевеген. В этом элитном районе, между Эстермальмом и Васастаном, все дома обманчиво похожи, словно братья.

Резиденция Риссенов состояла из двух просторных трехэтажных зданий с общей стеной.

Отец братьев, Эрлуфф Риссен, умерший двадцать лет назад, служил послом сначала в Париже, потом в Лондоне, а дед, Торлейф Риссен, был выдающимся пианистом, выступавшим в бостонском «Симфони-Холле» и в Обществе любителей музыки в Вене. Благородное семейство Риссен состояло по большей части из дипломатов и музыкантов филармонии. Две профессии, которые в основе своей очень похожи друг на друга: обе требуют отличного слуха и абсолютной преданности делу.

Супруги Алиса и Эрлуфф Риссен заключили странное, но логичное соглашение. Они почти сразу решили, что старший сын, Аксель, посвятит себя музыке, а младший, Роберт, пойдет по стопам отца и станет дипломатом. Но когда Аксель совершил роковую ошибку, все пришлось переиначить. В семнадцать лет Аксель оставил занятия музыкой. Его отправили в военную школу, а музыкальную карьеру передали Роберту. Аксель принял наказание. Он счел его заслуженным и с тех пор не брал скрипку в руки.