Четыре года спустя - Моника Мерфи

Я так расслабился, что даже не могу сползти с дивана. Сегодня была напряженная игра. Честно говоря, я старался впечатлить Фэйбл и Челси. И завтра меня ждет расплата, особенно если сегодня ночью получу то, на что рассчитываю.

Обнаженная Челси в моей постели. Извивается подо мной и выкрикивает мое имя, когда я только начинаю входить в нее.

М-м-м, я с удовольствием потерплю мышечную боль.

– Псс, Оуэн!

Я поднимаю голову и вижу, как Уэйд прикрыл дверь и с выражением паники на лице указывает на улицу.

Отстой! Кажется, я знаю, кто стоит на пороге. Нужно избавиться от нее как можно быстрее.

Срываясь с дивана, бросаюсь к двери. Уэйд отступает, явно не собираясь попасть в эпицентр семейной драмы. А ее не избежать, если мама хоть немного задержится тут. Мы договорились: Фэйбл заедет за нами на машине, и мы все вместе отправимся в «Квартал» на ужин. Нельзя допустить, чтобы они встретились.

Это худшее, что может случиться.

– Что ты здесь делаешь? – говорю я, как только выхожу на крыльцо и захлопываю за собой дверь.

Мама смотрит на меня, обхватив себя руками.

На ней все те же поношенные джинсы, мятая футболка и видавшие виды кеды, которым, вероятно, уже лет десять.

А на улице всего десять градусов. Должно быть, ей холодно.

Тебе все равно, парень. Это. Не. Твоя. Забота.

– Прошло почти две недели. – И вот она умоляюще глядит на меня своими холодными глазами. Я пытаюсь смотреть на нее как на пустое место, но это так сложно.

Она моя мама. Я всегда буду чувствовать себя обязанным ей.

– Мне нужны деньги, Оуэн. И травка. Мне нужно… опохмелиться.

Опохмелиться? Вот отстой!

– У меня нет травки.

Она с силой поджимает губы.

– Не ври. В этом доме всегда полно травки.

– Не в этот раз.

Мы молча смотрим друг на друга и не двигаемся. Оба слишком упрямы, чтобы сдаться. Все, о чем я могу думать, так это время, утекающее сквозь пальцы: Фэйбл скоро появится, а Челси выйдет из душа и примется меня искать.

– Мне нужны деньги, – выругавшись, наконец произносит мама.

– И денег почти нет. Теперь я меньше работаю.

Ее рот раскрывается.

– С чего вдруг?

– Футбольный сезон отнимает много времени. Плюс учеба.

– Все еще притворяешься, будто тебя заботит учеба? Уж мне-то можно сказать правду. Я тебя знаю как облупленного.

– Да, когда мне было пятнадцать, я частенько прогуливал занятия, – говорю я, оглядываясь на дом. Жалюзи открыты, и я вижу, как Уэйд ходит по гостиной, но Челси пока нет. Надеюсь, он отвлечет ее.

– Как будто ты с тех пор хоть каплю изменился. Ты все тот же Оуэн, мой мальчик. – Она делает шаг ко мне, словно собирается обнять, но я отшатываюсь от нее, потрясенный тем, что она собиралась сделать. Не помню, когда в последний раз она хотела обнять меня, проявить материнскую нежность.

Руки падают, ее рот перекошен от злости.

– Давай же, Оуэн. Подкинь маме денег. Хотя бы двадцатку. Мне больше некуда пойти.

Она выглядит так, словно сейчас заплачет, но я не помню ее плачущей, никогда не видел ее слез. Поэтому думаю, все это фарс, попытка надавить на жалость.

– Тебе нужно уйти, мама. Я… не хочу, чтобы ты тут болталась.

Она прищуривается.

– С чего вдруг? Тебе есть что скрывать? Почему не хочешь покурить со мной? Что происходит?

– Клянусь, у меня нет травки. – У меня в самом деле ее нет.

После того как я выбросил тот первый косяк в унитаз, я избавился от всех остальных. Я не курил с той ночи в отеле, проведенной с Челси. Возможно, у Уэйда есть, но у меня точно нет.

– Как насчет твоего соседа? Давай спросим, есть ли у него травка. Знаешь, а я помню этого мальчишку. Даже как-то разговаривала с его мамашей. Эдакая чванливая курица. – Она пытается увернуться от меня и схватиться за дверную ручку, но я оказался проворнее.

Я захлопываю дверь, прижав ее рукой.

– Мама Уэйда заботилась обо мне, когда тебя не было рядом, – напоминаю я ей. – Так что она кто угодно, но не чванливая курица.

– А вот об этом с ней договаривалась Фэйбл, а не я. Она вечно оставляла тебя под присмотром этой женщины. Слишком была занята поисками мужика, чтобы заботиться о младшем брате, – насмехается мама.

Во мне закипает гнев.

– Не говори так о ней.

– Как хочу, так и говорю. Она моя чертова дочь. Хотя давно позабыла, как быть дочерью. – Мама тычет пальцем себе в грудь и спотыкается, почти упав с крыльца. Я бросаюсь к ней и подхватываю под локти, чтобы поставить на ноги.

Все происходит слишком быстро: получив секундную фору, она подныривает мне под руку и направляется к двери. Я бегу за ней, ударяю по двери, чтобы та не открылась, а она дергает ручку, налегая всем своим весом. Она словно тень себя прежней: худая и хрупкая, с тонкими, сухими, крашеными светлыми волосами, джинсовая сумка на плече. А когда я приближаюсь к ней, то чувствую, что от нее плохо пахнет.

– Я хочу поговорить с твоим соседом, – говорит она, стискивая зубы и еще сильнее налегая на дверь. – Не пытайся остановить меня, Оуэн.

– Где, черт возьми, ты живешь, мама? – почти кричу я. Ей не нравится, когда я называю ее мамой. Она вообще не хочет, чтобы я как-то ее называл.

– Какая разница? – бросает она через плечо. – У меня нет дома. Хотя это не заботит ни тебя, ни твою сестру-сучку.

– Хватит оскорблять Фэйбл. Я терпеть этого не могу.

– Отлично, а я терпеть не могу ее и тебя тоже! Вечно осуждаешь меня и ведешь себя так, словно ты лучше! Но ты точно такой же, как и я, Оуэн Макгваер. Мы с тобой одинаковые.

Отшатнувшись, я уставился на нее в недоумении. Она высказала все, о чем я волновался и что чувствовал, но никак не мог облечь в слова. Но услышать все это от нее… словно обухом по голове.

– Нет, мы разные, – слабо протестую я, а она смеется.

Смеется.

– Ну-ну. Поэтому-то я любила тебя больше. Ты такой же, как я, Оуэн, хочешь или нет, но ты станешь таким же, как я. Будешь болтаться по жизни без цели и успеха. Каждый раз, как начнешь подниматься на ноги, кто-нибудь подставит тебе подножку. Так всегда происходит. Много лет меня все отталкивали. Никто и никогда не давал мне шанс. И тебе не даст.

Я пытаюсь не слушать ее, но это сложно. Слишком сложно. Мне словно снова десять лет. Раньше я боялся ее, когда она уходила в запой, проклинала нас с Фэйбл и того, кому случалось стать парнем месяца. Всегда находился неудачник, который некоторое время жил с нами и использовал мать лишь как возможность бесплатного ночлега.