Тропою волка - Михаил Голденков

— Пани! Пани? Вам не плохо? — заботливо склонился над Алесей Дворецков. Труде все еще сидела на корточках с кружкой в руках, заглядывая Алесе в глаза:

— Пани… Что? Голова болит? Выпейте воды, пани, — и женщина в который раз попробовала напоить хозяйку водой.

— О, нет! — Алеся встала. Улыбнулась через силу. Все смотрели на нее почти со страхом.

— Спадары, теперь вы видите, что принять дар от гетмана я не могу, как и не могу принять его просьбу руки и сердца. Я — замужняя женщина! — громко произнесла Алеся.

— Но ведь тела вашего предыдущего жениха пана Тележ-никова тоже не нашли, — стал оправдываться Ворона, — но это не означало, что он жив…

— Тележникова, по меньшей мере, многие видели. Были прямые свидетели, чего нет сейчас! Видело много людей, и видели, как он убил врага и как убили его. И то был не лес, а поле перед Полоцком. Не вижу связи с этими случаями никакой. Как и не вижу прямых свидетелей гибели моего мужа. Обратите внимание, ни вы, ни пан Сапега, ни люди пана Сапеги, и даже не люди полковника… как его?

— Лисовского, — подсказал Ворона.

— Дзякуй, пан Ворона, Лисовского, — кивнула Алеся, — а какие-то аж четвертые лица что-то передали третьим лицам, те передали Сапеге, Сапега — вам, а вы — мне!

— Я полностью на вашей стороне, пани, — поклонился судья, — я прошу прощения, что мы вторглись к вам с таким дурным известием, которое, как вы тут справедливо нам указали и как я и сам уже вижу, явно преждевременное. Я все передам пану гетману и думаю, он все правильно поймет. Поймите только и вы, пан Сапега исходил из самого горячего желания помочь вам. Возможно, он слишком поторопился, боясь, что не успеет оказать вам помощь…

— Не оправдывайтесь, пан судья, — слабо улыбнулась Алеся, — я все понимаю. Передайте лишь, что чем меньше пан Сапега будет стараться оказать мне подобную помощь, тем лучше будет мне. Пусть не утруждает себя. У него и так много забот касательно освобождения нашего Отечества.

Алеся, пожалуй, впервые говорила такие дерзкие слова в адрес гетмана, с которым до сей поры были достаточно теплые отношения. И таковыми они уже никогда более не будут.

Судья и полковник поклонились и вышли. Дворецков чувствовал себя оплеванным. «Старый идиот, — ругал он Са-пегу, — жениться захотел! Живого человека чуть не закопал! И в каком глупом положении оказался я!»

Сваты уехали, а Алеся села за стол, обхватив голову, и продолжала анализировать. Мозаика все выстраивалась и выстраивалась в ее мыслях сама собой. Сапега… Женитьба… Резкие слова Кмитича о Сапеге… Замурованная любовница… Третья умершая жена… Дочь-монашка…

Она вспомнила и ту давнюю историю, которую считала просто страшной сказкой, про некую панну, замурованную в стене Голыпанского замка. Было это в те годы, когда самой Алесе было не то восемь, не то девять лет от роду. В Россие-нах, где хорошо знали Сапегу, много судачили про то, как незадолго до очередной женитьбы Сапеги неожиданно исчезла из Гольшан его очередная пассия. Когда Биллевич было семнадцать лет, она услышала эту печальную историю из уст самого Яна Павла Сапеги. Он очень переживал по сему поводу, говорил, что не везет ему с женами. Также Полоцкий князь рассказывал, что его невеста пани Анна неожиданно исчезла, и все его попытки отыскать девушку привели лишь к тому, что на берегу пруда нашли ее накидку.

— Или утонула по несчастному случаю, или же утопилась из-за дурных мыслей. Девушка она была меланхоличная и немного неуравновешенная, — чуть не плакал Сапега, рассказывая сию грустную историю Александре. Биллевич жалела князя и с негодованием реагировала на всякие злые сплетни, что, мол, родить хотела Анна, за что и убил ее Сапега, не желавший вообще жениться на ней. А может, в самом деле ребенок был причиной? Как в той песне:

Касіў Васіль сена — шыракі пакосы,

Да яго дзяўчына дзяціну прыносіць,

Васілю, Васілю, забірай дзяціну,

А як ты не возьмет — на пакосе кіну.

Дам табе, дам табе я, Галю,

Да грашэй, да грашэй багата.

Не кажы, не кажы нікому,

Не кажы нікому, што я яе мама.

Алеся невесело усмехнулась, вспомнив народную «черноватого» юмора песню. Очень все похоже на случай с Са-пегой и его исчезнувшей Аннусей. А ведь говорили, что замуровал свою полюбовницу в стене, чтобы избавиться и от ее тела, и от шантажа, а позже сочинил историю с накидкой на берегу пруда, историю, достойную пера самого Шекспира. Менский шляхтич Милошевич рассказывал и вовсе леденящий кровь случай, как, остановившись в Голыианском замке, он неожиданно увидел в своей комнате призрак женщины с ребенком на руках. Видение стояло перед ним, слегка колыхаясь в воздухе, женщина-призрак как бы смотрела на Милошевича, хотя из-за накидки ее глаз не было видно. Потом здания резко повернулась и куда-то пошла быстрым шагом. При этом даже слышались гулкие шаги. Милошевич был не робкого десятка парень. Он обнажил шпагу и пошел за привидением. Но оно растворилось, войдя в стену.

Нечто подобное рассказывал двумя годами позже другой пан, не упоминая, правда, был ли ребенок на руках у призрака или нет. Он говорил просто про призрак женщины. Но досужие языки вновь раздули слух: «Призрак указывает место в стене, чтобы достали и похоронили по-христиански останки несчастной жертвы». Алеся не обращала внимания на все эти сплетни, хотя они здорово злили ее. «У человека горе, а некоторые сказки из этого плетут! Подавай им собственного Жиль де Рэ {Жиль де Рэ — франг^узский граф, убивавший своих жен и ставший прототипом «Синей бороды» Шарля Пер-ро)», — возмущенно говорила Биллевич, едва услышав подобные разговоры. Но сейчас она думала про все это совершенно по-другому. Вспоминая поведение Сапеги с ней за последние три-четыре года, заканчивая сегодняшним сватовством, находила все сплетни не такими уж и досужими.

Вспомнила Алеся и бал, где познакомилась с паном Те-лежниковым, и как он, уводя ее на кадриль, полушутя сказал: «Я вас похитил и спас от этого хитреца», говоря именно о Сапеге…

«Получается, Сапега одержим женщинами? И всем это было известно, включая Тележникова? Сапега жен вроде как коллекционирует, выбрасывает старых и надоевших, меняя их на новых, и уже давно меня приметил? — рассуждала Биллевич. — Получается, Самуль просто соперник для него! Соперник, от которого Павел Сапега был бы рад избавиться всеми способами! Сапеге теперь невыгодно, если Кмитич окажется живым, а мой Самуль жив, это наверняка! Как же ему сообщить, чтобы больше московитов остерегался Сапеги? Ибо удар в спину всегда опасней и неожиданней. Самуль! Где ты? Отзовись, любимый!»

Очнулся Кмитич на каком-то теплом влажном деревянном столе, по пояс голый, с крепко связанными руками и ногами, в полутемной, слабо освещенной комнате с бревенчатыми стенами. Его звал голос Алеси. «Самуль! Самуль! Отзовись!» Но вокруг стояла вязкая тишина, и не было ни души. Пахло как в лазне, березовыми вениками, паром, мокрым деревом и чем-то еще, тяжелым. Не сразу, но сообразил — кровь. Капли крови темнели на столе прямо около лица. «Лисовский, — мелькнула догадка, — пытали. Сейчас продолжат. Но я и стона назло им не издам. Пусть побесятся от злобы, суки!» Он попробовал поднять голову. Рана на спине жгла еще сильней, чем раньше. Тупая боль ощущалась и в левой ноге.