До последней капли - Андрей Ильин

Но это уже не важно. Другого выхода все равно нет. Из-под такой плотной опеки, днем, в полном свету, уйти незамеченным невозможно. И с боем прорваться, имея всего один диск патронов и пенсионный возраст, — тоже проблематично.

Можно только выстрелить из револьвера. Один раз. И постараться попасть. И сразу же умереть — без мук и издевательств. Как мечтается всякому солдату.

Убить — и умереть. Вот и все что нужно.

— Вообще-то стучаться надо, когда входишь в помещение! — строго сказал Сан Саныч, наблюдая за вялыми телодвижениями приходящего в себя Бориса. — И здороваться. Если ты культурный человек.

— Жив! — только и смог ответить Борис. — Слава богу!

— Жив. Вернее, чуть жив. Примерно так же, как ты.

Борис потрогал здоровенную шишку на макушке, вытер о штаны испачканные кровью пальцы.

— От души ты прикладываешь старых приятелей.

— Если бы от души, то твоя душа давно бы отлетела. Это тебе еще повезло, что я никаких других посторонних звуков в коридоре не услышал. А то бы бил наповал.

— Тогда спасибо.

— За что?

— За то, что не наповал.

С улицы донеслись звуки вспыхнувшей с новой силой перестрелки. Редкие очереди «ППШ» и обвальные «АКМ».

— Кто там? — спросил Сан Саныч, кивнув в сторону окна.

— Семен и Анатолий.

— Кто из них?

— Как то есть кто? Оба.

— Ты что, не слышишь, что автомат один. И с самого начала был один.

— Тогда не знаю.

— А Михась где?

— На улице. В клумбе. Цветок изображает. Нас дожидается. Что будем делать?

— Оружие лишнее есть?

— Есть, — Борис потянул из-за спины изъятый у снятого часового «АКМ».

— Нет, ты мне лучше «ППШ» презентуй. Я к нему привычней. Я с ним всю войну исползал. А с «Калашниковым» не пробовал.

Борис перебросил автоматы. Ему был что «ППШ», что «АКМ». Без разницы. Он и с тем и с другим в атаки бегал. Только с «ППШ» на Смоленщине, а с «Калашниковым» в далеких от дома жарких странах.

— Теперь доволен?

— Чем? «ППШ»? Не очень. Лучше бы вместо него прикомандированный к нам троим артдивизион реактивных установок.

— Ну уж прости. «Катюш» в наличии не было. Так что чем богаты.

— Ты лучше скажи, делать-то что будем?

— Что, что… Наших выручать.

— А заложники?

— Пока здесь оставим.

— Мы не останемся, — категорически заявила Марина.

— Там будет опасно. Там будут стрелять.

— Все равно не останемся. Здесь тоже могут стрелять.

И столько в ее лице, во всей ее фигуре было отчаянной уверенности, что Полковник сдался.

— Ладно, бог с вами. Держи, — и Сан Саныч передал Марине пистолет Седого. — Надумаешь стрелять — сдвинь этот рычажок вниз. И жми на курок. Ясно?

— Ясно. А куда стрелять?

— Во врагов. И в себя. Если дело не выгорит. Лучше так, чем так, — показал Сан Саныч на свои сочащиеся кровью раны. — Конечно, если духу хватит.

— Хватит! — твердо сказала Марина и почему-то посмотрела не на Полковника, а на свою дочь.

Выбирались из здания крадучись, прижимаясь спинами и боками к коридорным и лестничным стенам. Перед выходом на улицу Борис три раза прокричал дурным голосом мартовского кота, предупреждая о своем выходе. Чтобы случайно на свою же автоматную очередь не напороться. Открытое пространство перебегали попарно — слабый пол под прикрытием сильного, низко пригибаясь к земле.

— Все целы? — только и спросил Михась, увидев Сан Саныча и заложниц.

— Все.

— Как дальше действовать будем?

— Как бог на душу положит. Придумывать хитроумные комбинации у нас времени нет.

Выстрелы от ворот становились все более редкими. Они уже почти не различались в беспрерывной стрекотне «Калашниковых».

— Похоже, совсем дрянь дело у мужиков. Каждый патрон экономят. Надо спешить.

— Надо. Но медленно! Наша смерть их не спасет. Равно как и наоборот.

— Тогда так: рассредоточимся по сторонам и одновременно, по моей команде…

Разом рассыпались. Борис взял на себя правый фланг, Михась — левый, Сан Саныч — центр. Заложниц оставили в ближних тылах — сразу за спиной Полковника. Под его личную ответственность.

— Когда начнут стрелять — не высовываться. Лежать. Что бы ни случилось. Лежать! Носом в землю. Пока я не отменю ранее данный приказ. Ясно?

— Кажется, да.

— Кажется? Ну-ка повтори приказание.

— В общем, лежать.

— Да не в общем лежать, а мордой в грунт лежать! По самые уши! А лучше по затылок! В общем лежать — это совсем в другом месте лежать. И совсем в другой позе. Теперь ясно?

Марина сосредоточенно кивнула.

— Ну, тогда выдвигаемся на исходные. Ползком. Я сказал, ползком, а не на четвереньках. И перестань задом вертеть, если не хочешь, чтобы его тебе отстрелили. Не на дискотеке!

Ползли по газонам под прикрытием живых изгородей кустов. Впереди, выдвигая вперед себя автомат, Сан Саныч, чуть поотстав, женщина и девочка. Ползли тихо, сосредоточенно, целеустремленно, не пытаясь огибать грязь и лужи. Как надо ползли. В том числе и девочка.

— Стоп! — поднял правую руку вверх Сан Саныч.

Но следовавшие за ним подопечные его жеста не поняли и ползли до тех пор, пока не уперлись полковнику лбами в подошвы.

— Остаетесь здесь, — показал Сан Саныч.

Марина энергично затрясла головой.

— Здесь! — ткнул пальцем в землю Сан Саныч и кулаком под нос бунтующей женщины.

Угораздило же пойти с бабой в разведку! В кошмаре такого привидеться не могло! А тут наяву…

— Ляжешь за теми камнями. Дочь — под себя. Поднимешься — голову собственными руками свинчу, — жестами объяснил боевую задачу Полковник. Очень наглядно объяснил. Доходчивей, чем словами.

Марина обреченно кивнула и откатилась к камням.

— Сверху! — напомнил Сан Саныч. Марина послушно легла на дочь.

— Вот так.

Сан Саныч удовлетворенно кивнул. Надо было спешить. Ветераны наверняка уже давно заняли плацдарм для атаки.

Только бы тот, один из двух, кто держит оборону подле ворот, продержался. Еще хотя бы десять минут. Если он замолчит раньше времени, то развернувшиеся назад бандиты неизбежно заметят подползающих к ним разведчиков. И тогда им тоже не жить. Расстреляют, как уток на взлете.