Разведотряд - Вячеслав Демченко

— Так ведь никто и не спрашивали, господин офицер… — ещё больше сморщилось личико татарина простодушным до слёз удивлением.

— Э-э!.. — взревел комендант, отпихнув переводчика. — Donnerwetter! Веди, старая сволочь! Сейчас же веди к подземному ходу, где он там начинается и куда!

Чистенький, выдраенный для ходьбы босиком, пол под ногами штурмбанфюрера вдруг вытряхнул пыль, затаившуюся в щелях, и тревожно звякнули стёклышки подслеповатых оконец. Глухой рокот прокатился по лужайке перед парадным подъездом Гелек-Су. Гейгер бросился к одному оконцу, отбросил пожелтевшую шторку и расплющил сизый мясистый нос на стекле, но тотчас же шарахнулся назад.

— Сейчас же, сейчас поведёшь, чуть позже… — пробормотал он нервной скороговоркой, пряча глаза и от переводчика, метнувшегося к простенку, и от татарина.

Тот вообще ухом не повёл на пороховой гвалт, разраставшийся во дворе быстрее, чем эхо взрыва увязало в деревьях сада. «Ещё бы, старческая глухота…» — поуспокоил себя Гейгер и попытался как можно более хладнокровно, нога за ногу, усесться на единственном стуле в домике садовника. Но тотчас же подскочил, едва успев забросить одну за другую — вдогонку первому рокоту взрыва, следом покатил и другой, третий…

Во чреве земном

— Вроде никого… — выдохнул наконец Громов.

Чуть ли не минуту, стиснув зубы, он сдерживал дыхание, прислушиваясь к глухому мраку, наступавшему сразу же за пляшущим рваным краем огненных бликов.

— Тильки наши гупотять, — ткнув горящим факелом через плечо, в другую сторону, подтвердил Мыкола Здоровыло. Добровольный помощник из группы Войткевича.

Там затихал подпольным крысиным шорохом нескладный, вразнобой, шум беготни — старший сержант Каверзев волок за шкирку «языка», себе равного званием Толлера. Тот, хоть и не упирался особенно, но и не способствовал собственной эвакуации. Болтался «язык», как у идиота…

— Да потуши ты его уже… — проворчал вполголоса Громов. — Фрицы вот-вот сунутся, куда ты его, в штаны спрячешь, что ли?

— Ага, тебе… — буркнул Мыкола, но, бросив факел под ноги, принялся затаптывать пляшущие язычки.

— Мне нельзя, у меня и в штанах тротил, — заметил Громов, поддёргивая конец телефонного провода. — Вроде всё цело…

На пару долгих секунд всё исчезло во мраке, словно на них со Здоровылом кто-то набросил непроницаемый фотографический полог. Но ещё через секунду конус фонарного света выхватил сумрачную перспективу туннеля. Неглубокую, смутную уже в десятке шагов, но телефонный провод в красноватом сумраке блеснул отчётливым пунктиром.

— Чёрт… — недовольно хмыкнул сапёр. Изоляция провода лоснилась в свете аккумуляторного фонарика, как начищенная кирза. — Заметят сходу, как только посветят. — Громов исподлобья глянул на помощника. — Бегаешь быстро?

— О-ё… — прозорливо протянул Здоровыло. — Скильки в нас часу?

— Сколько успеешь, всё твоё. Давай динамо…

Здоровыло выдернул из вещмешка коробку полевого телефона и тотчас же принялся откручивать зажимы клемм. Ручищи его дрожали. Заметив это, сапёр утешительно похлопал морпеха по плечу:

— Не дрейфь, мокропехота! Пока фаза до нуля добежит, пока вернётся… Ты ещё и на развалины поссышь, как победитель.

— От бы тильки не як той горобець… — как-то не слишком оптимистически проворчал Мыкола.

— А как той… горобець? — не понял Громов.

— У польоти…

Экстерьер

Беспечный ездок, петлявший между золотыми клумбами и гипсовыми вазонами регулярного парка Гелек-Су, оказался к тому же ещё и счастливчиком. Мало того, что далеко не сразу поворачивали в его сторону козырьки чёрных касок эсэсовцы, выискивающие притаившихся или крадущихся где-то поблизости русских диверсантов. Кто ж мог предположить, чтобы вот так нагло, как по Кёнигштрассе в разгар Октоберфеста, катил один из них в седле «BMW R-31» по мощёным аллеям?

— Russische Partisanen! — орал какой-нибудь особо сообразительный унтер, наконец-таки «наведя резкость» в близоруком своём пенсне. Так партизана ещё и прикрывал неизвестно кто и неизвестно откуда…

— Deutsche Partisanen? — падал тот же умник, но теперь изумлённо пучась поверх пенсне и вытянув руку в другую сторону, туда, где в вечнозелёных лавровых кущах мелькнула серая пилотка с привычными белыми «зигами». И откуда только что сухим валежником протрещала короткая предательская очередь шмайсера.

На трофейный мотоцикл лейтенант Войткевич старлея Новика не пустил, вежливо, но твёрдо отгородив седло мотоцикла задом, а Кольку Романова — так попросту отпихнул ногой… Вызвав немалое замешательство обоих, особенно Новика. Тот даже вздернул было клювастое дуло новенького МР-40, но Яша коротко, через плечо (недосуг, мол) пояснил и, как всегда, с гримасой, почти пренебрежительной:

— Я тут покуролесю, а вы прикройте исподтишка, вы же в форме… — И добавил, уже подскакивая на рычаге стартера: — Меня всё равно за версту видать, как того Будённого в «малине».

— Как чего? — только и успел переспросить у старшего лейтенанта Колька Царь, закашлявшись в бензиновой гари.

— В малиновых галифе… — перевёл Саша всё ещё задумчиво, словно мучительно соображая вдогонку Войткевичу, растворившемуся призраком в сизых клубах: «Что это он темнит сегодня всю дорогу?»

Впрочем, тактическая смекалка, присущая самому Новику, никаких иудиных поцелуев в бесхитростном плане штрафника не нашла. И впрямь, во всеобщей суматохе на них с Колькой вроде как на ещё одну парочку фрицев, рассыпавшихся патрулями, внимания никто особо не обращал. А если и обращал… Обернулся, обогнав их, последний фриц, что рысил в колонне резервного караула в сторону чёрного хода:

— Und wer bist Du, Freund? то есть «Эй, приятель, а ты кто такой»?

И получил по-пионерски честный Колькин ответ:

— Krasnoarmeets Romanow! — с акцентом настолько диким, что в себя пришел немец только после окрика офицера над самым ухом:

— Was Sie hier… Что вы здесь расселись, Фриц, какого?! — и то ненадолго.

— Roten Armee… Romanoff… — только и выдавил из себя злосчастный Фриц, упершись лбом каски в гравий садовой дорожки и зажимая живот руками. Сквозь пальцы сочилась кровь. Но двоих незнакомых эсэсовцев в полевой форме, фельдграу, нигде уже видно не было…

Ещё веселее пошла пропаганда, когда окна на втором этаже дворца хором грянули вступительное туше: «Марша артиллеристов» — «Сталин дал приказ!» — и брызнули крупным стеклянным градом из белых известковых облаков, быстро почерневших от примеси дыма. Покатился, прирастая всё новыми взрывными аккордами, гром, пригибая и усаживая на корточки всех в округе. Так, что заглохла даже механическая сирена в руках наблюдателя-часового на крыше, на площадке зенитного автомата-спарки. Увернуться от обломков оконных рам, пылающих обрывков гардин и от мраморных бюстов, стало куда как более важной задачей, чем розыски переодетых диверсантов, которые вроде бы где-то здесь, и даже кто-то их видел уже…