Фаза 3 - Оса Эриксдоттер

долить вина в бокалы. За окном постепенно темнело. Освещение подобрано так, чтобы не замечать времени суток. Она все время поглядывала на Дэвида. Большие крепкие руки, светло-голубая сорочка тонкого шелковистого хлопка – наверняка не из дешевых. А он смотрит на нее не отрываясь, будто ему нет дела до всего остального на свете.

Только сейчас Селия обратила внимание на короткие волосы Дэвида.

– Ты постригся?

Он смущенно улыбнулся.

– Зря?

– Ничего подобного. Тебе идет.

– Доктор Йенсен… – начал было Дэвид, но оборвал себя на полуслове. Взял телефон, встал и протянул ей руку. Они не расставались с самого утра, а сейчас уже на улице совсем темно. Сколько часов они провели вместе?

Селия попыталась было сказать, что ей пора, но ничего не вышло.

– Ты должна полюбоваться видом.

Полюбоваться видом! Уж чего-чего, а бостонских видов ей хватало по горло. Селия купила квартирку в Бикон-Хилл, когда ей было двадцать два. Каждый год смотрела фейерверк четвертого ноября, помнит комендантский час после теракта на бостонском марафоне и вымершие улицы в первые месяцы пандемии.

Ничего этого она не сказала, просто последовала за ним. Они пересекли лобби, вошли в лифт с позолоченной дверью, а Дэвид так и не отпускал ее руку.

Скоростной лифт поднялся на пятнадцатый этаж за несколько секунд. Селия внезапно решила отказаться, но они вошли в номер, и слова замерли на губах. Вид из окна был и в самом деле ошеломляющий – полная, очень яркая восковая луна и живая лунная дорожка на воде.

– Я же говорил, – торжествующе сказал Дэвид, положил руку на ее бедро и повернул к себе.

Селия закрыла глаза и подняла голову. Теплые и влажные губы… У нее закружилась голова. Она никогда ничего подобного не испытывала. Кто бы мог подумать? Обычный поцелуй – и ноги подгибаются.

* * *

Пять часов утра. В придорожном ресторанчике в Бангоре пара дальнобойщиков греют руки, сжимая во внушительных горстях кружки с кофе. В другом конце зала сидит Кирк Хоган. Он заказал главную гордость заведения – омлет из пяти яиц с беконом, ветчиной, сыром и сосисками.

Кирк вышел из дома двадцать минут назад. Отключил отопление, в кухне на полу поставил десятифунтовый пакет с кошачьим кормом. Завтракать не стал и, пока шел, проголодался ужасно.

Пожилая, но молодящаяся официантка подлила ему кофе. Тщательно накрашенные губы, пергидрольные кудряшки. Откуда у нее такой загар в самом начале весны?

– Что-нибудь еще?

Он молча покачал головой – спасибо, не надо.

На блюдечке лежало не меньше десятка одноразовых капсул со сливками. Хорошо хоть на сливках не экономят. Терпеливо распечатал одну за другой четыре штуки и вылил в кофе. Нормально, и вкус приличный, не то что в Бостоне. Там за кофе берут в три раза дороже, подают в дерьмовом бумажном стаканчике – зато с молочной пенкой, капучино, который так обожала миссис Хоган. За отдельную плату – бейгл без глютена, плоский, как собачье ухо. И конечно, низкокалорийный, одна десятая процента жира, творог.

Он сделал большой глоток кофе и взялся за еду. Омлет неплох. Был бы еще лучше, если б каждый раз не приходилось либо отрывать пальцами длинные тягучие нити расплавленного сыра, либо терпеливо наматывать их на вилку.

Кирк был очень голоден. Собственно, он был голоден уже несколько недель. Да, ничего не скажешь, лекарство основательно прочистило мозги, но желудок все время требовал еды. Лучше всего утолял голод фастфуд.

Он ел быстро и жадно. Определенно, этот городок – настоящий рай для человека, который не хочет жить по чужим правилам. Дробовик в охотничьем магазине раза в четыре дешевле, чем, скажем, в Бостоне. А к северу от Огасты никто и слова такого не слышал – капучино.

Кирк прожевал кусок бекона, потом вслух, скривив губы, с отвращением произнес: капучино – и засмеялся. Официантка за стойкой посмотрела на него как на сумасшедшего.

Ресторан открыт для дальнобойщиков круглые сутки. Заправленные, свирепого вида грузовики выстроились на стоянке. Там же и туалет типа скворечник – само собой. В такой глухой угол канализацию не протянешь. До Бостона четыре часа. Ладно, три с половиной, если по пустой дороге.

Кирк посмотрел на часы на стене, взгляд остановился на голове лося рядом. Вот это да, настоящий монстр…

Подивился тому, какой перченый омлет, странно даже, что сосиски не взрываются от собственной огненности. Одобрительно покивал. Адская смесь чили и табаско.

На джинсах после вчерашнего пятно – сперма. Девица схалтурила. Ее счастье, что он не сразу заметил. Надо бы замыть… но какая разница?

Сосущее чувство голода постепенно отпустило.

– Еще кофе? – Незаметно подошедшая официантка высыпала в мисочку еще с десяток капсул со сливками.

– Да-да. Спасибо.

Она подлила ему кофе, сунула счет под солонку и ушла. У них, похоже, не только на канализацию денег нет, но и на нормальную бумагу – эта серая, зернистая, чуть ли не оберточная. Кирк посмотрел – дешево до смешного – и выложил последние деньги. Где-то у него была карточка, но он предпочитал по старинке, наличными. Надежнее.

Мельком подумал о жене, потом вспомнил вчерашнюю девку. Совсем молодая, не старше Лотти.

А вот про свою приемную дочь ему думать вовсе не хотелось. Надо бы собраться и позвонить ей, но как? Он уже много лет с ней не разговаривал. Поначалу не хотел втягивать в ад, куда угодил, а потом… Невидимая стена росла и росла.

Да и пусть. Кирк решил давным-давно – он одинок. Раньше этот вывод хоть и несильно, но огорчал, но постепенно он осознал преимущества одиночества. Одиночество придает человеку силы. Даже Иисус окончательно осознал свою свободу не раньше чем его все предали. В этом и есть величие человека. Величие и отличие: человек не животное. Наличие стаи не является обязательным условием существования. Кстати, и способность казнить себе подобного не уникальна, у животных такое тоже встречается. А уникально вот что: ни один зверь не убивает, стараясь доставить жертве как можно больше мучений. Только у людей есть понятие наказания, а главное – память. Без памяти отсроченная месть невозможна.

Кирк заставил себя допить кофе – может, все-таки пройдет голова. Побаливает уже несколько дней. Кивнул официантке и пошел к стеклянной двери. Шестьдесят по Фаренгейту, довольно тепло даже для мэнского апреля. В лужах после вчерашнего дождя расплывчатые отражения уличных фонарей. Взял из багажника “субару”[39] беспроводную дрель “Милуоки”, порылся в сумке, вытащил и закрепил в патроне самую большую насадку для выпиливания отверстий, так называемую коронку.

Бросил взгляд в окно – на пассажирском