Итальянское каприччио, или Странности любви - Нелли Осипова

— Что ты обожаешь? — спросил, входя с подносом, уставленным рюмками, Дим Димыч.

— Ну вот, все равно французский аперитив на русский лад, — протянула Наташа и взяла рюмку с подноса. — Сплетничать обожаю.

Аня подумала, что если им сказать о ребенке, ахам-охам, восторгам и разговорам не будет конца, на весь вечер хватит. Но она обещала Ленке. А Наташа со свойственной ей легкостью перескочила на другое:

— Как же так твой Платон не написал завещания? — брякнула она Деле.

— Сколько можно об одном и том же, — ушла от ответа Деля.

— Нет, правда, подумать только: из такой квартиры, где и мастерская под боком, вернуться в свои полутемные комнатенки!

— Мне одной достаточно, — сухо парировала Деля. Но Наташа не уловила сухости и сдержанности в голосе подруги и продолжала:

— Ничего особенно сложного, все по закону: три свидетельских показания, что вы с Платоном жили одной семьей, вели общее хозяйство и были фактически мужем и женой. Я верно говорю, Димыч?

— Примерно так.

— Вот! И в суд.

— Нет! — отрезала Деля. — И хватит об этом. Аню поразила определенность, даже жесткость слов Дели. До сих пор она привыкла видеть в Деле мягкое, покорное существо с огромными грустными бархатными глазами, полностью подчинившееся Платону, растворившееся в его индивидуальности. И вдруг — такое категорическое и точное знание того, что она хочет, вернее, не хочет.

И словно для того, чтобы подтвердить возникшее у Ани ощущение перемен в ней, Деля еще раз повторила:

— Нет. — А потом добавила: — Я не представляю, как смогла бы жить в квартире, где все напоминает мне о Платоне.

«Она совсем другой человек, — с удивлением подумала Аня, разглядывая подругу. — Как же так — встречаемся, болтаем, а я до сих пор не заметила в ней перемен. Да она словно распрямилась, сбросила с плеч груз Платоновой индивидуальности и стала самой собой!»

— Так продала бы и купила другую, где нет ничего, что напоминало бы о нем, — настаивала Наташа. — Ей-богу, еще не поздно.

— Во-первых, поздно, я получила в РЭУ разрешение — забрать многие его вещи, только пообещав, что не буду претендовать на квартиру…

— Она им самим ох как нужна! Это же их бакшиш, — ухмыльнулся Дим Димыч.

— Во-вторых, мне важна совсем другая память о Платоне, неужели не понятно? — Деля улыбнулась, как будто хотела смягчить резкость своих слов улыбкой.

— Господи, Делька, поступай как хочешь — твое дело. Но если надумаешься первая пойду в суд подтвердить, что вы жили…

— Наташа, не надо, — перебила ее Аня.

— Мне легче на кладбище идти, чем в тот дом, — призналась Деля. — Последний раз, когда была, полчаса ревела в мастерской… — Деля выпила аперитив, отбросила волосы и невесело усмехнулась: — Между прочим, из окошка мастерской видела того самого пуделька, с которым воевал Платон… Полли, кажется?

— Полли, — механически подтвердила Аня. — Постой, а она откуда взялась?

— Гуляла с этой, как ее… Ириной. Она же въехала к Олегу.

Аню словно обдало жаром.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Мало того, что ты ушла и не претендуешь на квартиру, так теперь еще на твоей площади будет какая-то баба жить, — возмутилась Наташа.

— Свято место пусто не бывает, — изрек Дим Димыч.

— Его право, — не очень уверенно отозвалась Аня.

— Я говорила тебе, ты могла бы по суду разменять его квартиру и получить комнату… — Наташа что-то продолжала говорить, но Аня уже не слушала ее. Значит, он привел в их дом Ирину. Именно Ирину из всех, и туда, где все, каждая мелочь придумана и сделана ею вместе с Олегом… Как они клеили обои… как красили потолок в кухне…

— …скажи, Димыч! — услышала она Наташу.

— Я уже говорил: коль скоро Аня там прописана, она имеет совершенно законное право на площадь. Тем более, насколько я помню, никто его не заставлял прописывать тебя, на это была его добрая воля.

— А я так хорошо понимаю Аню, — поддержала ее Деля. — Суд, волокита, обязательные варианты, встречи, принудительный обмен… ужас!

— Зачем? — ухмыльнулся Дим Димыч. — Можно все гораздо проще провернуть, так сказать, полюбовно, без всякого суда и через надежную фирму.

Аня слушала, но смысл слов не улавливала — в голове, в висках гулко билась кровь: он там с ней, он там с ней…

— Аня, что с тобой, тебе нехорошо? — услышала она голос Дели.

— Нет, нет, тут просто немного душно. — Аня бросила в свой бокал льда, плеснула соку, выпила.

Боль в висках немного отпустила. Она выпила один аперитив, потянулась за вторым, но остановилась, не взяв рюмки.

— Вы действительно могли бы все сделать без суда? — спросила она Дим Димыча.

— Я никогда не бросаю слов на ветер, — заявил он.

В прихожей мелодично зазвенел звонок. Пришел кто-то из новых друзей Наташи, и импровизированный девичник закончился.

Прощаясь, Аня шепнула Наташе:

— Ты поговори с Димычем о квартире Олега. Я решилась.

— Сама и поговори. А я поддержу.

— Подожди.

— Чего ждать-то? Не откладывай на завтра… — И Наташа позвала: — Димыч, на минутку!

— Подожди, я должна еще подумать. Но Дим Димыч уже подошел к ним.

— Димыч, Аньку наконец осенило, и мудрость снизошла на нее, — начала игриво Наташа. — Она согласна с твоим вариантом — разменять Олегову квартиру, если все можно сделать без суда.

— Можно. Я все провентилирую и позвоню. Но я не слышу Аню — дает ли добро таможня?

— Да, — пробормотала Аня.

— Видишь, подруга, как все просто, — Наташа обняла Аню, — и Андрею Ивановичу снова будет кабинет.

Домой, как в школьные годы, Аня с Делей шли вместе — сделав крутой вираж, они обе вновь вернулись в свой старый район, в свои старые квартиры.

Аня не очень внимательно слушала Делю, потому что в воображении возникала картина: Олег вводит Ирину в квартиру, и они сразу же, как в американском фильме, вбегают в спальню, срывая на ходу с себя одежду, и падают на постель. В их с Олегом постель, где все белье помечено ее рукой инициалами О. и А. вместо казенных прачечных номеров…

Примерно через неделю позвонил Олег.

— Ты непредсказуемая женщина — я это всегда ощущал, и это мне чертовски нравилось. Но что в тебе столько мерзости и подлости, мне и в дурном сне не могло присниться

Аня опешила. Первой реакцией было — бросить трубку, но то, что говорил Олег, звучало дико, и он» спросила:

— Что случилось? Я не понимаю.

— Ты не понимаешь?! Какой цинизм! Хочешь, чтобы я рассказал тебе сам или лучше спросишь у своих друзей?