Делириум - Лорен Оливер

В Портленде август чувствует себя полновластным хозяином — повсюду его горячее зловонное дыхание. Солнце палит немилосердно, и днем на улицах находиться невозможно. В поисках тени и прохлады горожане заполняют пляжи и парки. На Ист-Энд-бич, не самом популярном пляже, даже вечером после работы полно народу. Дважды я прихожу туда, чтобы встретиться с Алексом, но прилюдно общаться слишком рискованно, и мы только киваем друг другу, как случайно встретившиеся знакомые. В результате мы расстилаем наши пляжные полотенца на расстоянии пятнадцати футов друг от друга, Алекс надевает наушники плеера, а я делаю вид, что читаю. Когда наши глаза встречаются, внутри меня как будто загорается огонь, мне кажется, что Алекс лежит рядом и гладит меня по спине. И пусть лицо у него в этот момент ничего не выражает, я вижу по глазам, что он улыбается. Так больно и так сладостно быть рядом и в то же время не иметь возможности прикоснуться друг к другу. Так в жаркий день жадно проглатываешь мороженое, а потом у тебя голова раскалывается от боли. Я начинаю понимать, что имел в виду Алекс, когда говорил о своих дяде и теге: почему после процедуры они тоскуют по боли. Каким-то образом именно боль позволяет лучше и острее ощущать окружающее.

Так как пляжи для нас опасны, мы выбираем для встреч дом тридцать семь по Брукс-стрит. Сад изнывает от жары. Дождя не было уже больше недели, солнечные лучи, которые в июле прокрадывались в сад как на цыпочках, теперь пронзают кроны деревьев, словно раскаленные клинки. Даже пчелы будто опьянели от жары, они медленно кружат и сталкиваются над цветами, валятся на потемневшую траву и снова тяжело поднимаются в воздух.

Как-то днем мы с Алексом лежим на одеяле. Я — на спине, небо надо мной, как сине-зелено-белая мозаика. Алекс лежит на животе, и мне кажется, он чем-то обеспокоен. Он одну за другой поджигает спички и тушит их, только когда они догорают до пальцев. Я вспоминаю о том, что он рассказывал мне в сарайчике, как он злился, оказавшись в Портленде, и жег все подряд.

Я так много о нем не знаю. Он, как никто другой, должен был научиться скрывать свои чувства и свое прошлое. Я представляю, будто где-то внутри его есть ядро и это ядро, как раскаленный уголек, под давлением поверхностных слоев превращается в алмаз.

Я о многом его не спрашивала, и мы о многом не говорили. Но с другой стороны, мне кажется, что я очень хорошо его знаю, всегда знала и для этого ему не надо ни о чем мне рассказывать.

— Наверное, сейчас хорошо в Дикой местности, — говорю я просто, чтобы что-нибудь сказать.

Алекс поворачивается ко мне, и я спешу добавить:

— Я хотела сказать, там сейчас прохладнее, чем в городе. Столько деревьев… тень…

— Да.

Алекс поворачивается на бок и опирается на локоть. Я закрываю глаза и вижу, как пятна света пляшут на внутренней стороне век. Алекс молчит, но я чувствую на себе его взгляд.

— Мы могли бы посмотреть, как там, — наконец говорит он.

Я думаю, что он, наверное, шутит, и начинаю смеяться. Но Алекс сохраняет молчание, поэтому я открываю глаза — лицо Алекса непроницаемо.

— Ты это несерьезно, — говорю я.

Но глубокий колодец ужаса уже открылся внутри меня, и я понимаю, что все очень серьезно. И еще почему-то я понимаю, что именно из-за этого Алекс и был таким странным весь день. Он тоскует по Дикой местности.

— Мы могли бы пойти туда, если ты хочешь, — Алекс молча смотрит на меня некоторое время, потом ложится на спину и добавляет: — Можем пойти завтра вечером. Когда ты освободишься в магазине.

— Но как мы… — начинаю я.

— Предоставь это мне, — перебивает меня Алекс, в этот момент глаза у него темнеют, зрачки становятся похожи на черные туннели. — Ты хочешь туда пойти?

Говорить о таком, вот так запросто, лежа на одеяле в саду, мне кажется неправильным, и я сажусь. Пересечение границы — тяжкое преступление и карается смертью. Я, конечно, знаю, что Алекс до сих пор это делает, но только сейчас до меня доходит вся громадность риска такого поступка.

— Но как… — почти шепотом говорю я. — Это невозможно… охранники… они вооружены…

— Говорю тебе — предоставь это мне. — Алекс тоже садится, протягивает ко мне руки и берет мое лицо в ладони. — Нет ничего невозможного, Лина.

Он любит это повторять. Страх внутри меня отступает. С Алексом я чувствую себя защищенной. Я не верю, что может произойти что-то страшное, когда мы вместе.

— Всего несколько часов, — говорит он. — Ты только посмотришь.

Я отворачиваюсь, мне трудно дышать, слова с трудом, как по наждачной бумаге, пробивают себе дорогу.

— Я не знаю.

Алекс наклоняется вперед и быстро целует меня в плечо, а потом снова ложится на одеяло.

— Ладно, ерунда, — говорит он и кладет руку на глаза, закрываясь от солнца. — Я просто подумал, что тебе может быть интересно, вот и все.

— Мне интересно. Но…

— Лина, ничего страшного, если ты не хочешь идти. Правда. Просто пришла в голову такая идея.

Я киваю. Ноги у меня влажные от пота, но я все равно прижимаю колени к груди. Я испытываю огромное облегчение и в то же время разочарование. Мне вдруг вспоминается, как Рейчел на Виллард-бич подбивала меня нырнуть с волнолома спиной вперед. Я стояла на самом краю и тряслась от страха, пока наконец Рейчел не сняла меня с крючка. Она наклонилась ко мне и сказала шепотом: «Все нормально, Лина-Лу. Ты просто не готова». Я тогда хотела только одного — поскорее убраться от края волнолома, но когда мы шли по нему к пляжу, мне было тошно от стыда.

И тогда я принимаю решение.

— Я хочу пойти туда.

Алекс убирает руку от лица.

— Правда?

Я киваю, мне страшно снова произнести вслух эти слова. Я боюсь, что если открою рот, то откажусь от них.

Алекс медленно садится. Я ожидала, что он обрадуется, но Алекс только кусает губу, хмурится и не смотрит на меня.

— Если мы туда пойдем, то мы нарушим комендантский час.

— Если мы туда пойдем, мы нарушим кучу правил.

После того как я это говорю, Алекс поворачивается ко мне, по его лицу видно, что он принимает трудное решение.

— Послушай, Ли-ина. — Алекс смотрит вниз на горку сгоревших спичек и начинает аккуратно выкладывать их в один ряд. — Может, это все-таки не очень хорошая идея? Если нас поймают… я хочу сказать, если тебя поймают… — Он делает глубокий вдох и продолжает: — Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу.

— Я тебе доверяю, — говорю я, и это правда на сто пятьдесят процентов.

Но Алекс продолжает смотреть вниз на спички.

— Да, но… за переход границы наказание… — Он делает еще один глубокий вдох. — Наказание за переход границы…

Алекс не может произнести вслух: «смерть».