Жуткие снимки - Ольга Апреликова

– Орууут, – протянула Наташка снова. – Ругаются. Плачут. Я боюсь. Что делать будем, Маруська?

– Баба Нюра велела не слезать, – шмыгнула носом Маруська. – Холодно.

– Тут всегда холодно. Подвал же… Хорошо хоть, сегодня не в нижнем подвале, а то б мы с тобой дрова замучились им таскать… Зимой-то, помнишь?

– Помню. Смотри, там звезды вверху… Не, отсюда плохо видно… Наташка, слушай, а давай убежим вообще? Надоели мне эти тетки голожопые…

– Тут кормят. И потом, куда мы с тобой? В детдом опять? Я не хочу… И тут в школу ходить не заставляют… Только богу надо молиться.

– Бог – он фольклор, – с тоской сказала Маруська. – Я-то знаю. Он не придет и нас не спасет от этой жизни. И от этих старых дур тоже не спасет. Давай еды наворуем и уйдем… Пока мать Семирамида не начала на нас свои примочки проверять. Убегать надо. Хоть куда-нибудь, а?

– Страшно…Ты думаешь, мне тут не противно? Вон смотри, даже богиня у нас сегодня какая тощая, противная… Не, никто нам не поможет…

– И настоящая мама – это, наверное, тоже фольклор…

– Не ной, Маруська. Ну какой фольклор, что, ты не из бабы выпала, что ли? Только нам с тобой курвы какие-то вместо матерей попались… Ой. Слышишь?

– Сильнее орут, ага, – согласилась Маруська и всхлипнула: – Вроде, что мать Семирамиду гадюка укусила… И еще кого-то… Гадюки сбежали, что ли?

– Да нет, не это слушай… Не как эти дуры наверху кричат. Ну их, пусть хоть все передохнут… Ты тут слушай. Тут. Вверху…Чирикает что-то.

Мурка тоже прислушалась. И это было не чириканье, нет. А щелчки фотографического затвора. И еле слышное гудение маленьких пропеллеров дрона.

– Наташка, смотриииии, – протянула Маруська. – Это такая искусственная ворона, что ли? Какая штука… С огонечками. Давай убежим, а?!

– Поздно, – откуда-то сверху сказал Швед. – А ну сидеть, зассанки, и не шевелиться! Ты, которая справа, венок свой поправь! Сделай красиво!

И фотоаппарат защелкал снова.

1

Вся голая, лишь в позолоте и альпинистской обвязке, Мурка, дрожа от холода и стыда, стояла на битых, крошащихся кирпичах полуразрушенного барабана одной из главок церкви и крепко держалась за кривую березку, которую еще утром приметила с края леса, когда впервые смотрела на поганый «Цветочек». Сейчас там тоже было на что посмотреть. Далеко внизу полуголое бабье металось между тускло освещенных вагончиков, кто-то визжал: «Гадюки, гадюки, вон поползла», кто-то орал: «Сыворотку, сыворотку скорее», кто-то кого-то, причитая, куда-то волок. А здесь была только ночь и звезды. Пространство воздуха и ландшафта вокруг, очень холодное. Синее пространство внизу, с далекой-далекой травой на самом дне. Ну, и спасители.

– Укус гадюки не смертелен, – сказал Петя, аккуратно, без спешки разматывая трос.

– Это если не в шею или лицо, – ответил Андрюша.

Им обоим надо было смотреть на свое снаряжение, на всякие там веревки и карабины, но их взгляды все время возвращались к липкой позолоченной Мурке. Их самих во тьме, как и Шведа, было почти не различить – черные комбинезоны, черные балаклавы, все пригнано и подогнано, ничего не блестит и не звякает. Это только Мурка стояла и сияла с вышины на всю округу. В свете звезд, ага. И трех пар мужских глаз. А вокруг летал, помаргивая огоньками и зудя, добросовестный дрон.

– Это вы гадюк выпустили? – дребезжа на ночном ветерке, спросила Мурка. Губы еще плохо расклеивались – но тряслись.

– Не, мы на территорию не совались, там камеры, опасно. Так, через забор накидали, – застенчиво сознался Петя. Голос его звучал все-таки нервно. – Часа два все в поле ловили, даже Яна одну поймала. А Дмитрий Гедиминович – пять. Он нас всех и научил. Это не страшно. Ну, почти. На всех – девять штук, ага.

– Митя? Митя научил гадюк ловить?

– А его отец в Средней Азии то ли гюрз ловил, то ли кобр… Это не трудно, если не бздеть…

– Что-то такое он мне рассказывал, – у Мурки сильнее закружилась голова, и она крепче ухватилась за березку. – Ой…

Корни березки зашуршали, заскрипели в битом кирпиче, она пошла вбок – еще чуточку, и… Швед крепко схватил Мурку за бока руками в рубчатых грубоватых перчатках и удержал. А то бы улетела обратно в пионы, на битый кирпич церковного дна.

– Стой, Кошка, не пританцовывай… Ну, мы гадюк туда к бабам и покидали, а гадюки разозлились, наверно, – Швед пытался шутить. – Не столько на то, что их ловят, сколько на то, что кидают. Гадюки ведь не летают, ага?

– Я тоже не летаю, если что. А пора поторопиться. Давайте сматываться, пока веселье у них не закончилось, – велел Андрюша. – Петька, держи художницу… А ты, Швед, давай, первый вниз, встречать будешь… Ага… Приятно иметь дело с опытным человеком. А ты, художница… – Андрюша на миг замер с расширившимися глазами, в которых блестело по золотинке, потом показал Мурке большой палец. – Во! Ох, короче. Уж перфоманс так перфоманс, просто зашибись! Внукам буду рассказывать… Но, ясно, только мальчикам… Давай-ка, я повернусь и встану на колено, а ты лезь ко мне на спину. Петька тебя пристегнет, и мы тихонечко вниз… – Чуть слышно щелкнули карабинчики. – Держись за шею.

Кирпичная стена церкви поплыла вверх. У Мурки закружилась голова. Она пересилила себя, шепотом спросила:

– А потом что? Внизу?

– Потом? Да деру отсюда, и все, – Андрюша слегка прихрюкнул, но не как свинья, а как дельфинчик. Он хороший, Андрюша. – Это ж не наша территория. Нас тут и не было никого никогда, понятно?

– Понятно. А дрон?

– Да то ж Швед и Дмитрий Гедиминович снимают. Швед сказал, для истории… Ты как там, художница, не околела? Тебя трясет, аж коленки по ребрам мне стукают.

– Извини, Андрюша…

– Да ладно, ничего… Что с тобой поделать, если ты из одних костей… Но зато красивая такая, ужас! …Все, сейчас внизу – в траву и уползаем!

– Я не могу в траву! Там гадюки!

– А на стенах – камеры, поняла? Ногами нельзя уходить, засекут!

– Моя золотая задница знаешь как из травы засияет?!

– Все продумано, не бз… Не волнуйся, в смысле. Хотя золотой задницы, конечно, мы не ожидали.

Внизу Швед и Андрюша завернули Мурку в кусок черного брезента и волоком потащили в траву. Передвижение было медленным, со скоростью ползущего богатыря. Но планомерным. Позади невдалеке пыхтел Петя, волоча на себе все тросы обвязки. Мурка ехала, ощущая всем телом каждую кочку, и старалась не думать, для каких целей ее богатыри припасли этот брезент. И новенький он или уже б/у? Голова все кружилась и кружилась. Наконец колонна пластунов перевалила какую-то возвышенность и свернула в лес. Швед вскочил на ноги, подхватил сверток с Муркой и помчался во мрак. Петя с Андрюшей мягко бухали ботинками справа и слева. Да, лучше все-таки живые Петя и Андрюша, чем призрачные Васька справа, Эля слева…