Обратная сила. Том 2. 1965 - 1982 - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если тебе все еще интересно, могу поделиться несколькими сказками про шрейтеле и про Гершеле. Вытряс из одного старого адвоката. Не гарантирую, конечно, что он все помнит правильно, все-таки годы весьма солидные, под девяносто. Но вырос он в Херсоне, и можно полагать, что фольклор там был примерно таким же, что и у полтавских евреев.
Сказки рассказывала бабушка Хана, мама отца, Иосифа Ефимовича.
Истории про Гершеле маленькому Мише действительно никогда не нравились: мальчик не понимал, какая радость от того, что хитрый бедняк обманул простодушного богатея. А вот сказки про шрейтеле-домового мальчик очень любил. Шрейтеле помогал тем, кто честно трудится, но была у этого существа одна особенность: отблагодарить его за помощь можно было, судя по бабушкиным сказкам, только одним способом – подарить ему «правильную одежду», простую, не нарядную и непременно белую. Если оставить ему в качестве благодарности, например, красный кафтанчик, то шрейтеле обидится, уйдет и больше помогать не будет. Почему-то эта смешная черта характера необыкновенно нравилась Мише и делала в его глазах сказочного домовенка очень человечным и реальным.
В тот день Александр Иванович и Алла долго разбирали каждую сказку, строя предположения о возможном характере мальчика, которому вот это нравилось, а вот это – не очень. Собственно, говорила в основном Алла, а Орлов только соглашался или коротко возражал в ответ на ее рассуждения, боясь сказать слишком много и выдать себя. Он слушал свою дочь и испытывал такое невероятное счастье, о существовании которого даже не подозревал. И еще несколько следующих недель он словно купался в этом счастье, согревавшем его и разливавшем вокруг себя волшебный свет.
Постепенно острота восторга ушла, но память о нем осталась, и Александр Иванович до последнего времени был уверен, что те сильные чувства были связаны с воспоминаниями о родной семье и с возможностью пусть окольным путем, пусть косвенно, но все-таки поговорить о себе – настоящем.
До последнего времени… До того дня, когда он вдруг задался вопросом: почему чужая, в сущности, Алла стала ему дороже сына. Орлов внезапно понял, что тот ответ, который он давал себе раньше, был нечестным. Честный же ответ состоял в том, что Алла была единственным на свете существом, которого интересовал Михаил Иосифович Штейнберг. Интересовал искренне. Алла хотела знать о нем как можно больше: каким он был? Как он думал? Как чувствовал? Какие книги читал? Как учился в школе? Дрался ли с мальчишками? Какую еду любил? Как относился к родителям, к младшим братьям и сестрам?
«Всем нужен адвокат Орлов, – признался себе Александр Иванович. – И никому не нужен Мишка Штейнберг. Никому, кроме Аллы. Те, кто помнил бы меня, мои одноклассники и сокурсники по мединституту, давно выбросили меня из головы. Если кто-то даже и вспоминал и хотел найти, то получил ответ: ополченец Штейнберг пал смертью храбрых в 1941 году при обороне Харькова. После этого обо мне и думать перестали. Семья вся погибла, родственников не осталось, разве что очень дальние, которые тоже получили известие о моей гибели и благополучно меня забыли. Меня нет ни для кого. Меня, с моим характером, с моими детскими и юношескими воспоминаниями, мечтами, стремлениями, радостями и огорчениями; меня, с моими, может быть, неправильными решениями и глупыми поступками; меня, с моей болью, каждый раз раздирающей меня изнутри при мысли о том, как расстреливали моих близких, – меня нет. Я есть, и в то же время меня ни для кого нет. И думает обо мне – настоящем – только Алла. Именно это меня и притягивает к ней. Шрейтеле, шрейтеле, домовенок шрейтеле… Я предал тебя, милый добрый шрейтеле, как предал всю свою семью и память о ней, как предал самого себя, свою душу, свой разум, как предал свою судьбу. Можно ли назвать трусостью то, что я сделал? Или это была хитрость в целях выживания? Не знаю. Но теперь, пожалуй, точно знаю одно: я предатель».
Ему стало тошно. Тяжко. Холодно. Ему хотелось напиться, а еще лучше – уйти в долгий запой. Но Александр Иванович не переносил алкоголь, и когда он выпивал больше, чем просто «чуть-чуть», физическая дурнота одолевала его задолго до того, как наступало изменение сознания и приходило облегчение.
Неутешительные итоги, подведенные Орловым, выглядели устрашающе.
Он – предатель.
По его вине разрушена семья.
Он потерял любимую жену.
Он обречен на пожизненное одиночество, потому что ни с кем не может быть полностью искренним и откровенным.
Искусственно созданный Александр Орлов и потерянный навсегда Михаил Штейнберг не породили новую личность. Они породили только пустоту. Он, Орлов, – ничто. Его не существует.
* * *
Орлову казалось, что он превратился в кусок ржавого железа. Он почти ничего не чувствовал, когда они с Люсей объявляли сыну о совместном решении разойтись, и потом, когда помогал жене собирать вещи и перевозить их на дачу, и даже тогда, когда врал Алле, что не знает, с кем Люся завела роман. Судя по вопросам и искреннему удивлению дочери, она и не подозревала пока об измене мужа. Алла так горячо сочувствовала Орлову, так старалась его утешить, поддержать и чем-нибудь развлечь, что ему становилось стыдно.
Шли дни, которые складывались в недели, недели превращались в месяцы, наступили морозы, Люся перебралась на теплую дачу к каким-то знакомым, а Алла по-прежнему ни о чем не догадывалась, простодушно предлагая Орлову:
– Хочешь, мы с Андреем придем к тебе в гости завтра? Я что-нибудь вкусненькое приготовлю, посидим…
– Мы с Андреем идем на день рождения, пойдем с нами, а? Ну что ты дома сидишь один, как сыч!
– Ты говорил, что можешь достать путевки в Вороново, говорят, там шикарные условия! Давай поедем все вместе на выходные, Мишку возьмем, на лыжах покатаемся…
«Мы с Андреем»… Стало быть, Люся от мужа ушла, а вот ее сердечный друг уходить от жены пока не намерен. Хотя это вполне объяснимо: Андрей Викторович Хвыля после первого успешного спектакля поставил еще две пьесы, обе работы получили весьма высокую оценку и критиков, и зрителей, и – что самое главное – правящих верхов, и сейчас решался вопрос о назначении его главным режиссером довольно популярного театра, художественный руководитель которого пользовался особой любовью Брежнева и после смерти генсека в минувшем ноябре был немедленно отстранен от должности. Претендентов на освободившуюся вакансию оказалось множество, почти все – именитые и заслуженные, и при такой конкуренции адюльтер и развод были бы члену партии Хвыле совсем некстати.
«Если я прав, – думал Александр Иванович, – если Андрей не уходит от жены именно из карьерных соображений, то есть надежда, что все еще может обернуться хорошо. Коль дело в назначении на должность, Хвыля постарается сделать все возможное, чтобы ничто этому назначению не помешало. Он не только не уйдет пока от Аллы, но и отдалится от своих приятелей-диссидентов и этим автоматически обезопасит не только себя, но и Люсеньку. Конечно, Люся вряд ли вернется ко мне, но у нее хотя бы не будет неприятностей. Если Андрея назначат главным режиссером, то в самое ближайшее время дадут квартиру, тогда можно будет и разводиться, и обменом заниматься».