Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге - Юрий Жук

«(…) Седневу было лет 28, высокий, среднего телосложения, брюнет, на голове волосы на пробор, усы и бороду брил. Нос прямой, лоб средней величины, прямой. Носил высокие сапоги, чёрные штаны, защитную рубаху и подпоясывался поясом-шнуром с кистями». [318]

«(…) Так продолжалось до самого отъезда в Тобольск ГОСУДАРЯ. За ним приезжал в Тобольск комиссар Яковлев. Я не могу Вам рассказать, как он в первый раз приходил к ГОСУДАРЮ, что он с Ним говорил. У нас все думали тогда, что ГОСУДАРЯ везут в Москву. Я знаю от Седнева, что Седнев Его спросил, куда же они едут? ГОСУДАРЬ сказал ему, что достоверно Он сам не знает этого, но думает, что Его везут в Москву или куда-либо дальше». [319]

«(…) Я не понимаю [помню. – Ю. Ж.], удивило ли тогда Детей, что Родителей задержали в Екатеринбурге, и как они относились к этому. Мне кажется, они были рады этому: близко от них. Я знаю, были тогда письма от ГОСУДАРЫНИ и Марии Николаевны. Они писали, что спят “под пальмами”, едят вместе с прислугой, что обед носят из какой-то столовой, а ГОСУДАРЫНЕ (она вегетарианка) Седнев готовил макароны на спиртовке». [320]

«(…) Спустя приблизительно недели две, в нашу тюрьму были доставлены лакей Царской Семьи Седнев и дядька Наследника Нагорный.

Седнев и Нагорный – прекрасные ребята, неглупые, отдающие себе отчёт во многом, здоровые и телом и духом; были весьма преданы Семье. Естественно, я расспрашивал Долгорукова, Седнева и Нагорного про положение Царской Семьи. Вот к чему сводились их рассказы.

В Тобольске Царской Семье жилось хорошо. Недостатка ни в чём у Неё не было, жилось спокойно, никто Их не трогал, ничем не докучал. Царь занимался физическим трудом: пилил дрова и много работал в саду и в огороде, развел образцовый огород. В апреле месяце вдруг приехал из Москвы какой-то комиссар (уже потом я от Жильяра услышал его фамилию: Яковлев) и крайне спешно потребовал: уезжать немедленно без всяких отговорок. Требование немедленного отъезда “во что бы то ни стало” произвело в Тобольске на всех впечатление совершенно ошеломляющее. Но комиссар требовал настойчиво и не дал даже времени собрать все вещи, какие нужно было. До Тюмени ехали на лошадях. Была самая распутица. Но комиссар не обращал внимания, гнал, невзирая ни на что, без всяких остановок. Кажется, только и была одна остановка, на которой он позволил напиться чаю. Я помню, что Седнев удивлялся и говорил: “И как только Государыня вытерпела?” Из Тюмени Их повезли поездом, но совершенно нельзя было понять, куда же Их везут. Они сами не знали этого и, благодаря обстановке, не могли об этом ни у кого спросить. Между тем они видели, что возят Их в обратные стороны: то на восток, то на запад. (…)

Их привезли или ночью, или рано утром. Поезд несколько часов стоял на станции, пока Семью не перевезли в дом Ипатьева, а Долгорукова от дома Ипатьева прямо доставили в тюрьму. (…)

Про екатеринбургский режим Седнев и Нагорный говорили в мрачных красках. По их словам, сначала охрана состояла из латышей. Латыши хорошо относились к заключённым. (Я не помню, может быть, об этом факте говорили они и не оба, а который-нибудь один из них.) Латышей заменили русскими, и русские стали проявлять себя худо. Они начали воровать первым делом. Сначала воровали золото, серебро. Потом стали таскать бельё, обувь. Царь не вытерпел и вспылил: сделал замечание. Ему в грубой форме ответили, что Он – арестант и распоряжаться больше не может. Самое обращение с Ними вообще было грубым. И Седнев и Нагорный называли режим в доме Ипатьева “ужасным”. Становилось, по их словам, постепенно всё хуже и хуже. Сначала, например, на прогулки давали 20 минут времени, а потом стали всё уменьшать это время и дошли до 5 минут. Физическим трудом совсем не позволялось заниматься. Наследник был болен. К Нему просили пропустить доктора Деревенко, но просьба уважена не была. (Я помню, Нагорный рассказывал, что Деревенко не жил с Ними в Тобольске и его часто заменял Нагорный, привыкший ухаживать за Наследником.) В частности, дурно обращались с Княжнами. Они не смели без позволения сходить в уборную. Когда Они шли туда, Их до уборной провожал обязательно красноармеец. По вечерам Княжон заставляли играть на пианино. Стол у Них был общий с прислугой. Седнев удивлялся, чем была жива Императрица, питавшаяся исключительно одними макаронами. Седнев и Нагорный ссорились (с караульными – Ю. Ж.) в доме Ипатьева из-за царских вещей: как преданные Семье люди, они защищали Её интересы. В результате они попали в тюрьму.

Их рассказы подтверждали и красноармейцы, которые караулили нашу тюрьму. Эти красноармейцы по очереди караулили то у нас, то в доме Ипатьева. Они со мной разговаривали. Их рассказы во всём сходились с рассказами Седнева и Нагорного. Они – я это помню – подтверждали, что Княжон заставляли играть на пианино, и вообще говорили, что с Семьёй обращаются худо. Фамилий этих красноармейцев я не помню. Помню, что среди них был, вероятно, насильно мобилизованный сын директора народных училищ в Екатеринбурге, по фамилии мне не известный. Он говорил то же, что и остальные красноармейцы». [321]

1. Румянцева Е. Л. Мученические венцы принявшие. (К 90-летию убийства Царских слуг на Урале.) Екатеринбург, Издательский дом «Стягъ», 2008.

2. Чернова О. В. Верные до смерти. СПб., Издательство «Сатисъ», 2007.

3. Чернова О. В. Верные. О тех, кто не предал Царственных Мучеников. М., Издательство «Русскiй Хронографъ», 2010.

4. Е. Михайлина. Крест последней княжны. Газета «Московский комсомолец» № 2179 от 17 мая 2006.

5. До смерти верный. Малые города. Углич. Интернет-сайт: www.small-cities.ru/yglich/yglich_obygl_18.html .