Мальчик, который не переставал расти… и другие истории про гены и людей - Эдвин Кёрк

Колин — высокий, худой, голубоглазый — так и кипит энтузиазмом. Его северный английский выговор звучит несколько непривычно в Сент-Луисе (штат Миссури), где трудятся они с Кэти, но ученый чувствует себя там как дома — он работает в Медицинской школе при Университете Вашингтона в Сент-Луисе с 1991 г. Впервые я познакомился с Колином в Утрехте, в Нидерландах, на первой конференции Группы по изучению синдрома Канту — международного коллектива ученых и медиков, объединившихся с целью лучше разобраться в этом заболевании и найти способ его лечения. Мы собрались там на симпозиум и ради знакомства с научно-исследовательской клиникой.

На следующем собрании группы, на этот раз в Сент-Луисе, Колин и его ученики представили результаты исследования на генно-модифицированных мышах, у которых вызвали нечто вроде синдрома Канту. Мышиное заболевание не совсем точно дублирует человеческое — например, у мышей не так просто заметить лишнюю шерсть, — но в основном модель вполне приемлемая. А значит, можно испытывать на мышах возможные методы лечения, которые вы пока еще не готовы испытать на людях. Меня особенно поразили исследования лимфатических сосудов мышей. Люди с синдромом Канту часто страдают от лимфостаза — застоя жидкости в тканях. Колин показал нам фото- и видеокадры лимфатических сосудов у мышей с синдромом Канту и обычных мышей. В норме эти сосуды собирают жидкость, попадающую из крови в ткани организма, и направляют ее обратно в кровоток. У здоровых животных мышцы стенок сосудов постоянно пульсировали, ритмично сжимаясь и выдавливая жидкость по направлению к сердцу. У мышей с синдромом Канту все было иначе… их лимфатические сосуды были дряблыми и почти не двигались. Это явно имело какое-то отношение к лимфостазу при синдроме Канту у людей.

Все это было, безусловно, интересно, однако по-настоящему наше внимание привлекло то, что произошло, когда студент Колина испытал на тканях мышей медикаментозное лечение. Есть такая группа препаратов — производные сульфонилмочевины. Они действуют на близкий аналог канала, пораженного синдромом Канту. Только этот канал находится не в кровеносных и лимфатических сосудах — он выполняет важную роль в поджелудочной железе. Да, мы вернулись к поджелудочной железе и диабету. Инсулин не единственное средство лечения диабета, поскольку диабет развивается у людей по разным причинам. Если ваша поджелудочная железа совсем не вырабатывает инсулин (по какой бы то ни было причине), то инсулин вам, безусловно, поможет. Когда Бантинг и его коллеги искали способ безопасной, надежной компенсации инсулина, они боролись именно с этой разновидностью диабета — инсулинозависимым диабетом 1-го типа. В своей наиболее типичной форме это аутоиммунное заболевание. Иммунная система организма ошибочно принимает островковые клетки поджелудочной железы за угрозу и разрушает их.

Инсулинонезависимый диабет 2-го типа — совсем иное дело. При этом коварном заболевании клетки организма начинают сопротивляться действию инсулина, и поджелудочная железа постепенно утрачивает способность вырабатывать достаточно инсулина, чтобы компенсировать проблему. Поскольку островковые клетки при этом сохраняют способность выделять тот инсулин, который они все-таки производят, помочь может лечение, стимулирующее его выделение. Оказывается, что, если заблокировать у поджелудочной железы аналог того канала, который играет важную роль при синдроме Канту, выделение инсулина увеличивается и уровень сахара в крови снижается. По этому принципу действуют производные сульфонилмочевины: блокируют канал, позволяя поджелудочной железе выделить больше инсулина, и этот инсулин понижает сахар в крови пациента. Один из этих препаратов — глибенкламид — и использовал студент Колина, чтобы затормозить избыточную активность каналов в лимфатических сосудах мышей с синдромом Канту. Сосуды ожили и мощно запульсировали, словно были совсем здоровы.

Если у нас есть лекарство, которое, как нам известно, снимает некоторые последствия синдрома Канту у мышей, и это лекарство уже зарегистрировано для лечения людей, почему бы просто не взять и не вылечить всех наших пациентов с синдромом Канту? Ну прежде всего нас беспокоит, не причинит ли им это вред. Если дать средство, предназначенное для понижения сахара в крови, пациенту, не страдающему диабетом, уровень сахара у него может упасть, что в худшем случае может быть даже опасно для жизни. Кроме того, за долгую историю медицины известно немало примеров, когда средства, теоретически способные помочь, на практике оказывались бесполезными и даже опасными по непредвиденным причинам. Туда лечить кидается дурак, где ангел не решится сделать шаг[137]. Если вы решились проделать нечто подобное, это должно происходить под тщательным контролем. И гораздо лучше в таком случае подобрать препарат, который действует только на каналы, пораженные синдромом Канту, и не затрагивает их аналог в поджелудочной железе. Колин приступил к поискам именно такого лекарства, но подобные поиски могут занять много лет, и успех не гарантирован.

Единственная ситуация, в которой можно провести эксперимент с непроверенным методом лечения, — та, при которой другого выхода просто не предвидится.

Однажды в конце 2017 г. ко мне обратился генетик по имени Алан Мэй. Алану показали новорожденного, который уже несколько недель находился в реанимации. Гарри родился недоношенным, но весил больше, чем ожидается от ребенка, родившегося на 32-й неделе беременности. У него был незакрытый артериальный проток, требовавший хирургического вмешательства. Густые волосы покрывали голову до самых бровей. Алан отправил мне несколько фотографий с комментарием: «Похоже, у мальчика синдром Канту — как, по-твоему?»

Кроме того, Алан сообщил, что у Гарри тяжелое поражение легких и обычные методы лечения не помогают. Тревогу вселяло то, что в медицинской литературе упоминался случай младенца с синдромом Канту, умершего от подобной болезни легких.

По-видимому, настал момент испытать глибенкламид на человеке с синдромом Канту.

Гарри лежал в реанимации, так что перепады сахара в крови и любые другие — непредсказуемые — реакции на лечение можно было внимательно отслеживать. Учет рисков и возможного выигрыша вроде бы склонял в пользу лечения. Мы обсудили ситуацию с участниками международной группы, которые с нами согласились, и Алан организовал мне встречу с Гарри и его родителями, чтобы обговорить с ними эту идею.

Прежде чем испытать на больном малыше экспериментальный метод лечения, мы должны были полностью удостовериться в диагнозе. Как оказалось, самый быстрый способ это сделать — экзомное секвенирование. Нужно было прочесть все 23 000 генов Гарри, пусть даже нас интересовали только два из них: ABCC9 и KCNJ8. Это был один из первых случаев подобного экстренного тестирования в австралийской лаборатории, и все прошло с полным успехом — за каких-то четыре дня мы получили ответ. У Гарри была мутация гена ABCC9, уже отмеченная ранее у других детей с синдромом Канту. Мы получили подтверждение диагноза. Что еще лучше, Колин уже занимался изучением данной мутации и продемонстрировал эффективность глибенкламида в лабораторных условиях. Алан получил от больницы разрешение применить препарат и осторожно приступил к лечению, начав с минимальной дозы.