Бесстыжий - Ellen Fallen

Машина останавливается около нашего дома, мы с Терренсом выходим из неё, я опускаю голову в низ. Впервые скрипучая дверь, словно ржавым ножом режет по сердцу, я знаю, что мама сейчас сходит с ума, предполагая, что с нами произошло. Но она не знает, что это не самое худшее.

– Мальчики, – с укором произносит она, – ну что снова произошло? Извините, я могу вас…

– Мам, пойдём в дом. Спасибо сэр, – я подталкиваю её назад к дому. – Мам пойдём, пожалуйста. Тер заткнись, – предупреждаю его.

– Да что происходит? – она упирается. – Перестань меня толкать, где Чейз? Вы снова подрались? Я вас спрашиваю.

– Мам, тут такое дело, – произносит Терренс.

– Я сказал, заткнись, – ору на Терренса, – просто заткни свою пасть, – останавливаюсь и толкаю его в грудь. – Я сам все скажу. Мама, – она быстро заходит домой и садится на диван.

Я захожу в её комнату, открываю шкаф и быстро набираю дозу инсулина, который ей точно понадобится. Выхожу со шприцем, Терренс сидит на полу и в непонимании смотрит на мои руки.

– Я прошу тебя, держи себя в руках и, если станет плохо – сразу сделай укол. Чейз в больнице. Пока ничего неизвестно, – давлю на глаза, чтобы не разреветься при ней, все моя броня треснула, я едва сдерживаю себя. – На поле один из игроков сломал его.

Руки нашей мамы начинают трястись, шприц выпадает из пальцев и катится по полу. Она бледнеет на глазах, застывает в одной позе, из её горла вырывается какой-то сумасшедший полукрик, полувой.

– Сейчас его, скорее всего, оперируют, делают все необходимое. Я прошу тебя, мамочка, ты нужна нам. Возьми себя в руки. Он не умер. У него травма. Прошу тебя, мам. Твой сахар сейчас упадёт до минимума, мы не сможем потом объяснить Чейзу, что наша мама умерла, узнав о его травме. Пожалуйста. – Терренс подползает к нам, я сижу на корточках перед ней.

– Я сделаю укол, скажи куда? – показываю в район живота, он расстёгивает пуговицы и вводит инсулин. – У мамы диабет? Ты знал и не сказал нам, – он осуждает меня.

– Мама просила держать это в тайне, чтобы не расстраивать вас, – коротко отвечаю ему.

Мы оба сидим перед мамой и держим её за руки. Она начинает бесконтрольно плакать, тело сотрясается от рыданий. И мы ничего не можем с этим поделать. Я не представляю, как для матери узнать, что её ребёнок сильно пострадал. Каждая болячка и шишка на коленке до замирания души, а здесь материнское сердце разрывается от боли. То же самое происходит и в нашей душе, но мы не смеем плакать, иначе ей станет ещё хуже. Я слышу, как подъезжает машина к нашему дому, в двери стучат, затем я слышу голос Уиллоу. Иду к ней навстречу и обнимаю, прижимая её к себе так сильно. Она так нужна мне сейчас. Всегда нужна.

– Все будет хорошо. Винни оставили дома, поехали в больницу. Я узнала, куда его отвезли. Как мама? Хантер? – она гладит меня по голове, пока я беззвучно плачу. – Я прошу тебя, не плачь. Все будет хорошо. Я позвонила папе, он поднимет всех своих знакомых. Чейзу обязательно помогут.

Мне достаточно того, что она рядом – её поддержка, внимание, любовь – больше ничего не нужно.

– Спасибо тебе, – произношу я, отхожу от неё, опускаю голову вниз, отворачиваюсь, чтобы не видела моих слез. – Я принесу воду маме, а ты помоги привести её в чувство.

Уиллоу идёт в гостиную, я слышу, как она разговаривает с моей мамой, набираю стакан воды и несу к ним. Мама прижимает Уиллоу к себе, пока та не сводит глаз со шприца, лежащего рядом. Видимо, больше невозможно хранить в тайне свои скелеты. И все, что я не досказал, теперь прольётся на свет. Видимо, к этому и шло. Терренс помогает маме подняться, она отпивает воду и ставит бокал на столик. Мы вчетвером выходим на улицу, около машины стоит Хейли. Сигарета в её руках дрожит, делает вид, что поправляет макияж. Надевает свои черные очки на глаза, пропускает нас, чтобы мы сели в машину. Я становлюсь с ней рядом.

– Он хороший парень, – она вытирает длинными ухоженными пальцами нос. – Жалко.

– Не надо плакать. Он не умер, – говорю ей.

– Нет, но будет инвалидом, – наклоняется и тушит сигарету об асфальт. – У меня есть возможность оплатить его врачей, лечение, лекарства. Все, что ему необходимо. Ты позволишь мне это? Только не говори ему. Чейз никогда не согласится принять помощь от меня, – может она и немного сумасшедшая, но это лучшее, что я услышал за эти несколько часов. – Держи ключи, потом, как заберёшь свою, пригонишь эту ко мне.

– Ты не поедешь в больницу? – ловлю ключи и провожаю её взглядом.

– Я хочу, чтобы он проснулся и не увидел меня такой размазней, – она быстро идёт по дороге, которую мы уже не раз проходили до её дома, швыряет окурок в мусорный бак и скрывается из вида.

Чейзу необходима эта помощь, и он обязан жить. По-своему, он счастливчик, раз ему доверяет Хейли, главное, чтобы он тоже не остался в долгу перед ней и не повёл себя, как я с Уиллоу.

И все-таки, Уиллоу права, самое главное в жизни – это любовь. Она собирает возле тебя всех этих людей, которые пытаются помочь и спасти. Молятся и верят в то, что все будет хорошо.

Восемь месяцев спустя мы все ещё чувствовали себя виноватыми в случившемся с Чейзом. Я не настоял на том, чтобы он бросил этот вид спорта, хотя и знал о прошлой травме спины. Терренс не видел раньше предпосылок, подтрунивал над ним и не отговорил. Мама едва пережила его операции, которые казались бесконечными. Каждый его час под общим наркозом заставлял её умирать на глазах. Не знаю, как нам удалось бы пережить этот период без помощи друзей, которые постоянно помогали нам. Хейли полностью профинансировала лечение Чейза, мистер Чемберс мало того, что позвал всех своих друзей и расположил у себя дома, пока они занимались моим братом, так ещё и взял под свою опеку маму, приставил к ней врача. Винни, Уиллоу и Леони дежурили по очереди в больнице. Сколько раз я наблюдал, как они бреют его лицо, стригут чёлку, читают книги, приходилось собирать всю волю в кулак и стараться хоть каким-то образом поднимать их боевой дух. Две недели он был введён в искусственную кому с целью восстановить его силы. Сломанный седьмой поясничный элемент привёл к полному отсутствию чувствительности в ногах.

Спустя все эти месяцы, у нас есть прогресс. Он уже не мочится через трубочку, не орёт, чтобы отстали от него. Чейз замкнулся в себе, стал более раздражительным, чем прежде. Впервые я понял, что к нему вернулась чувствительность, когда мне пришлось стричь ему ногти на ногах, и я нечаянно откусил кусочек кожи щипцами, Чейз в это время смотрел телевизор. Мой младший брат так заорал, будто я отрезал у него филейную часть. Чейз несдержанно выругался, но мама не орала на него, только по той простой причине, что он, наконец, чувствует. А значит, рано или поздно начнёт ходить. Должен, по крайней мере.

Мой грузовик сдох, он будто почувствовал, что я скоро буду в нем нуждаться ещё сильнее, и его мотор сгорел. Я не знаю, может, это какая-то мистика, но все это случилось в день, когда Чейз вышел из комы. На машине успел доехать буквально до больницы, а назад уже шёл пешком. Может, это папа, таким образом, показывает нам, чтобы мы крепились, и все будет хорошо. Тяжело это все…Тяжело, да.