Желания - Ирэн Фрэн

Тренди покачал головой:

— Никаких.

— Да вы просто сумасшедший!

— Нет. Я ничего не сделал.

— Но, в конце концов, работали же вы у мадам Ван Браак!

— Я знаю, это вас разочарует, но я ничего не сделал.

— Вы предали дружбу, которую я к вам питал!

— Вы не питали ко мне никакой дружбы. — Тренди было больно произносить эти слова, но он продолжил: — Вы объявили, что в январе сделаете важное сообщение о метаморфозах, происходящих с морскими видами. Вы преподнесли это открытие как свое собственное. Вы даже сказали, что давно исследуете позвоночники рыб. Это моя тема. Вы ничего не знаете о позвоночниках и еще меньше об их деформациях. Вы, за исключением ваших устриц и романов… — Тренди даже не думал, что сможет зайти так далеко. Он перевел дыхание и произнес: — Вы собирались обокрасть меня.

Дрогон снял очки и положил их на стол.

— Вы молоды, Флоримон, — сказал он, сверля Тренди своим стальным взглядом.

Вы молоды. Эти же слова произнесла Констанция. Она сказала их с жадностью, Дрогон — со злым упреком. Тренди не понимал их. Сам он считал себя старым. Или, если быть точным, постаревшим. Все эти дома, эти странные женщины, город, изменившийся мир… И Юдит. Ее имя вновь возникло в памяти Тренди впервые за несколько дней, а за ним потянулась вереница мучительных воспоминаний.

Тренди старался не потерять самообладания. Он выдержал взгляд профессора. Наступило длительное молчание. Тренди старался смотреть на Дрогона бесстрастно, но быстро устал. Как бы Тренди ни скрывал, но он любил Дрогона, любил слепо. Тренди вспомнил первый курс. Ему еще не было восемнадцати. Дрогон буквально покорил его. Возможно, он был тщеславным, грубым, но это был прирожденный оратор и великолепный учитель. Он был для Тренди вторым откровением после моря; и, если бы не Юдит, он бы так никого и не полюбил — он был в этом уверен — и навсегда остался бы преданным и ревностным ассистентом Дрогона. Теперь Тренди удивлялся, что не обратил в свое время внимания на авансы профессора. Хотя, вероятно, в качестве любовников Дрогон предпочитал людей светских артистов, знаменитостей.

Профессор догадался, что Тренди вновь взял себя в руки:

— Как вам мой кабинет, эти портреты? Прекрасная комната, не так ли? Огромная и такая теплая. С тех пор, как я ее занял, я обретаю жизнь только рядом с этим камином. Люблю огонь. А на улице так холодно… Поговаривают о новом оледенении…

Дрогон подошел к окну, полюбовался покрытым инеем садом, затем вернулся к камину и стал греть руки.

— Я как раз только что расставил свои записи. Во встроенных шкафах, скрытых за деревянными панелями.

Он достал из кармана ключ и открыл один шкаф, полный ящиков. Выдвинув несколько ящиков, профессор перелистал пожелтевшие страницы, затем закрыл шкаф и тщательно его запер.

— Мои дорогие записи. Ни одна машина не могла бы составить ничего подобного. У меня даже есть записи по стилю — для моих романов. Я собираю все, что мне кажется интересным. А поскольку я очень осторожен, я делаю дубликаты. У меня есть даже копии ваших записей, Флоримон. И если вы не принесете мне свою диссертацию…

Следующие слова профессора Тренди не расслышал — у него зашумело в ушах. Он и не подозревал, что может так разозлиться. Он просто опешил. Значит, Дрогон все предвидел. И делал копии его наблюдений. И доверил это бесчестное поручение какому-то жалкому писаке, не способному ничего открыть, льстецу, бесталанному паразиту, часто посещавшему его лабораторию. Тренди должен был догадаться. Но он тогда был спокоен, счастье сделало его слепым.

А Дрогон, стоя перед камином, продолжал разглагольствовать. Он бросил быстрый взгляд на Тренди, чтобы убедиться в произведенном эффекте. Увиденное его удовлетворило, и он продолжал более мягко:

— …Чего не хватает в этом кабинете, так это аквариума. Это было бы красиво, не правда ли, большой аквариум возле окна? Ах, наши рыбы, наши дорогие рыбы. И вот я директор музея… Это чудесно, не так ли? Не неожиданно, но чудесно. И для вас тоже, мой дорогой Флоримон. Для наших кредитов, лабораторий. Теперь мы все отдадим рыбам. Они этого заслуживают. Мы обязаны им всем, вы-то хорошо это знаете. Сначала жизнью. А теперь и славой…

У Тренди перехватило дыхание. Постаравшись взять себя в руки, он спросил глухим голосом:

— Почему вы отправили меня к мадам Ван Браак?

— Рут уже давно переплетает мои книги.

Дрогон повернулся к камину, взял свою диссертацию и положил на письменный стол. Это была работа Рут, ее неподражаемая работа.

Дрогон выдержал паузу, надел очки и продолжил:

— Я знаю ее уже очень давно. Ее переплеты превосходны. И она так нуждается в деньгах! Надеюсь, вы возобновите свою работу. Разумеется, здесь, поскольку не смогли ужиться в доме мадам Ван Браак. Однако Рут обычно такая спокойная! Пора бы вам уже привыкнуть к женщинам…

— Дело не в женщинах. Соседний дом…

— Не перебивайте. Констанция мне все рассказала. Дочь Рут вскружила вам голову. А потом вы увлеклись какой-то провинциалкой, Анной, не знаю, как там ее… Знаете, Флоримон, вы достойны лучшего. Вам необходимо, чтобы я всегда был рядом с вами. А ведь я уже тысячу раз говорил об этом: наука, мой дорогой, думайте только о науке. Вот наша супруга и единственная наша возлюбленная…

— Но сами-то вы постоянно ей изменяете! Опера, ваш роман…

Дрогон пожал плечами:

— Но у меня есть диссертация, а у вас нет. И повторяю, моя светская жизнь вас не касается. Вы изволили спросить, почему в тот вечер в резиденции нунция…

— Откуда вы знаете Констанцию фон Крузенбург? — перебил его Тренди.

— Голос Крузенбург является для меня самым удивительным чудом природы. Наравне со скелетом кита, разумеется.

Тренди подумал, что весьма странно сравнивать голос Констанции с китом. Но промолчал.

— К тому же, — важно заявил профессор, — мне нечего краснеть за либретто, которое я ей посвятил. Впрочем, как и за остальную мою литературу.

— Разумеется. Вы же не являетесь ее автором.

— Я вас больше не понимаю. Вы, лучший из моих студентов… Мы знаем друг друга столько времени. Всю жизнь, как мне кажется.

В голосе профессора зазвучала нежность. Тренди все труднее было ему сопротивляться.

— Но это все моя ошибка, — продолжал профессор. — Я не должен был посылать вас к Рут. Я совершенно забыл, что у нее есть дочь. И если бы я мог предвидеть, что откроют «Дезираду»… Но я был на другом конце земли. Я ничего об этом не знал. Мне очень жаль, что все так получилось. Но какого дьявола вы полезли в эти истории?

Дрогон облокотился о камин. День угасал. При слабом освещении не было видно, что профессор плешивый, и он внезапно словно помолодел. Он напомнил Тренди кого-то другого, кого он уже видел, — это было в библиотеке, на фотографиях, всегда рядом с Командором. Дрогон наклонился раздуть огонь, и Тренди понял, что Дрогон — молодой и с волосами — и был тем человеком, стоявшим рядом с Командором на снимке, запечатлевшем обручение. И это он — Тренди теперь вспомнил — сделал тот жест к руке Командора, словно утягивая его в темноту. Словно, чтобы отвлечь его от Ирис.