Краткая история Франции - Джон Джулиус Норвич

С возрождением Генеральных штатов встал вопрос о третьем сословии. Первые два сословия (аристократия и духовенство) остались практически прежними, а вот третье, к которому относилась вся остальная Франция, за прошедшее столетие совершенно изменилось. В предыдущих (и очень давних) случаях, когда собирались Генеральные штаты, два первых сословия не только значительно превосходили третье по количеству представителей и имели перевес в голосах, но практически игнорировали его присутствие. Теперь, признавая значительный рост влияния подавляющей части населения, численность представителей третьего сословия удвоили, хотя никто не уточнил, будет ли каждый делегат иметь право голоса. (Последующие события покажут, что по этому пункту лучше не стало.) Значение народа дополнительно подчеркивалось в исключительно популярной брошюре аббата Сийеса, опубликованной в январе 1789 г. под названием «Что такое третье сословие?» (Qu’est-ce que le tiers état?). Он ответил на этот вопрос одним словом: «Всё». А потом продолжил: «Чем оно было до сих пор при существующем порядке? Ничем. Чего оно требует? Играть свою роль». Тон этой работы, которая произвела огромное впечатление на публику, был вполне умеренным; аббат не выступал за чрезмерно активную борьбу с привилегированными сословиями. Гораздо лучше, по его мнению, двигаться вперед взвешенными шагами, сначала реформировать налогообложение и усовершенствовать судебную систему, а затем настанет время для дальнейших нововведений. Однако основной посыл был вполне очевиден.

Итак, французы при созыве Генеральных штатов требовали решительных перемен в обществе, однако абсолютно не хотели (и не ожидали) революции. Они не переживали реального насилия со времен Фронды, к тому же теперь перед ними был пример Америки, где, конечно, воевали за свою независимость, но без серьезного гражданского противостояния смогли добиться конституции, основанной на здравых философских принципах. Какие сомнения, что Франция сможет сделать то же самое? И она, наверное, смогла бы, если бы Людовик XVI хотя бы немного понимал свою страну и собственный народ. Если бы он был способен осознать, что буржуазия (третье сословие) уже совсем не такая, как сто лет назад; что она приобрела деньги, культуру и очень значительную силу; что она стремится к равным правам и продвижению по службе в зависимости от способностей человека – тогда, возможно, король спас бы монархию. Но Людовик встал на сторону привилегированных сословий, и эта ошибка стала роковой.

Собрание Генеральных штатов было обречено на провал[116] – изначально обречено самим местом своего проведения. Король настроился продолжать охотиться в окрестных лесах; ему не приходило в голову (а по-видимому, и никому другому), что в Версале невозможно найти жилье для почти тысячи депутатов[117] и что представители третьего сословия будут шокированы, увидев своими глазами жизнь королевского двора. К тому же их унизили: они, согласно инструкции, оделись в черное, а их в буквальном смысле слова затмили духовенство в богатом облачении и знать в роскошных одеждах. Более того, они оказались загнанными в огороженное пространство вдали от короля. Король говорил напыщенно и вяло, за ним выступил Неккер и полностью провалился. От финансиста ожидали рассказа об интересующей всех новой экономической политике – вместо этого он больше трех часов приводил факты и цифры, сильно всем наскучив. Аудитория взбодрилась, когда поднялся представитель третьего сословия от Прованса Оноре Габриель Рикети граф де Мирабо.

Строго говоря, Мирабо следовало представлять аристократию, однако собратья отвергли его кандидатуру, приняв во внимание его прошлую беспутную жизнь, вспыльчивый характер и бесчисленные любовные похождения. При первом взгляде на этого человека последнее основание кажется невероятным: он был чудовищно некрасив, с непропорционально большой головой и лицом, изрытым следами перенесенной в три года оспы. Характерно, что он использовал особенности своей внешности как оружие: «Уродство – большая сила», – любил повторять Мирабо. Задетый отказом аристократов, он обратился к третьему сословию Прованса: «Если я бешеная собака, то тем больше причин меня выбрать. Своими клыками я быстро расправлюсь с произволом и привилегиями». Его тут же избрали и Экс-ан-Прованс, и Марсель, а он показал себя самым блистательным оратором Генеральных штатов. Вскоре поступило предложение изменить название собрания депутатов третьего сословия и его статус. После горячих дебатов они назвали себя Национальным собранием – собранием не только одного сословия, а народа. Чтобы расширить представительство, пригласили духовенство, около дюжины священнослужителей присоединились.

Этот акт был довольно умеренным, но он напугал короля, а еще больше – королеву. Если бы Людовик действовал на собственное усмотрение, то, вероятно, уступил бы, как делал обычно, но семья убедила короля стоять на своем. Соответственно было объявлено, что действия третьего сословия незаконны, и его величество решил провести заседание Генеральных штатов в составе всех трех сословий, так называемое séance royale, до которого зал заседаний будет закрыт. Следующим утром, обнаружив закрытые двери, члены Национального собрания на минуту растерялись, а потом, по предложению некоего доктора Жозефа Игнаса Гильотена (его имя впоследствии станет известно совсем по другому поводу), пошли в jeu de paume, большой зал для игры в мяч, который находился рядом, где принесли клятву «не распускаться и собираться в любом месте, которое могут определить обстоятельства, пока не будет разработана конституция»[118].

23 мая Людовик открыл заседание séance royale. Оно тоже с треском провалилось. Сначала король пояснил, что все будущие голосования будут считаться по сословиям, а не по каждому депутату, что означало неизменность прежнего положения третьего сословия. Затем он объявил, что Генеральные штаты могут обсудить налоги, но конечно же не привилегии. Любые будущие реформы будут вводиться по личной воле короля, а не по требованию общественности. «Никакие ваши планы или судебные процедуры, – заключил Людовик XVI, – не станут законом без моего ясно выраженного одобрения». На этом он направился к выходу, аристократия и духовенство потянулись за ним. Представители третьего сословия упрямо оставались на своих местах, а когда прозвучал приказ покинуть зал, Мирабо ответил: «Передайте вашему господину, что мы здесь по воле народа и уйдем только под штыками!» Невозможно себе представить такой ответ Людовику XIV, а Людовик XVI просто пожал плечами. «Будь они прокляты, – пробормотал король, – хотят оставаться, пусть остаются». Всего четыре дня спустя к Национальному собранию присоединилось большинство представителей духовенства, а также сорок семь делегатов от аристократии, и король понял, что долго не продержится.