Голос ангела - Андрей Воронин

Петр Кравец проводил его завистливым взглядом. И было в его глазах нескрываемое почтение к заезжему немолодому мужчине. “Он своего не упустит, – подумал Кравец, – до правды докопается. Мягко стелет на словах, но резать, если что, по живому будет, и рука не дрогнет. Упаси Бог, попасться на его пути! Расшибет, кишки выпустит, голову отрежет, даже глазом не моргнет!"

Сунув руки в карманы светлого плаща, надвинув на глаза кепку, Лукин пошел от вокзала к гостинице. Он пытался переварить информацию, полученную от случайного собутыльника. Информация была безрадостная. Если уж в пивнухе говорят о том, что Кузьма нашел золото, значит, об этом каждая собака в городе знает и ментам это известно. Но кто же Пацука порешил? Кузьма ведь сам позвонил, сказал, что оклад у него. Настоящую цену оклада в Борисове навряд ли кто знает, хотя.., тут и за сотню баксов жизни могут лишить.

"Могут, – сам себе сказал Лукин. – Но не таким же способом! Смерть Кузьмы – это казнь, показательное убийство. Возможно, кто-то хотел запугать других, чтобы им неповадно было. Кто же этот знаток, безжалостный и жестокий? Вот бы его высчитать! Я бы с ним договорился. А если бы договориться не получилось, то мои ребята договорились бы с ним по-другому. Оклад… Большие деньги, целое состояние. Павел Изотович оклад ждет, а с чем я к нему приеду, с пустыми руками предстану? Он мне этого не простит. Я ему пообещал, поклялся, что оклад достану. Будь ты неладен, Кузьма, не мог язык за зубами подержать! В Москву ездил… Даже последний урка и тот знает, что ты в Москву золото возил. Эх, надо было вместе с тобой ехать, уж я бы развернулся. Лежал бы оклад в сейфе у Изотовича, а я был бы далеко и при бабках. И плевал бы на все и на всех”.

В гостинице Лукина уже ждали. В двухместном номере в углу стояли три пары новеньких сапог, две лопаты и лежала военная камуфляжная форма.

– Вы бы еще автоматов накупили! Попроще чего-нибудь нельзя было найти? Охранники смутились:

– Самсон Ильич, мы как лучше хотели. Куртки больно яркие продавались – красные, желтые, куда в них? В камуфляже сподручнее.

– Может, вы и правы.

Самсон Ильич примерил сапоги и куртку. Все оказалось впору. Взвесил в руках одну лопату.

– Придется, ребятки, завтра покопать немного.

– Могилу? – спросил один охранник.

– Может, могилу, может, что другое. Утро вечера мудренее, сынки. Отдыхайте. Сходите в ресторан, поешьте поплотнее.

– А вы, Самсон Ильич?

– Я по-стариковски, в номере перекушу. Насчет лодки что?

– Лодка есть, Самсон Ильич, будет нас ждать во сколько скажете.

– Скажи, чтобы в пять часов под парами стояла.

– Сейчас позвоню.

– Надеюсь, лодку-то не у ментов взяли, не у рыбнадзора?

– У барыги-рыбака. Я ему двадцатку пообещал, бензин его.

– Хорошо, отдыхайте, ребятки. Только смотрите, чтобы все тихо было.

– Ясное дело, Самсон Ильич. И вам спокойной ночи.

Лукин забрал свои сапоги, одежду и пошел в номер. Охранники слышали, как щелкнул замок.

– Мужик он непонятный. Ничего толком не говорит, куда, зачем поедем?

– Тебе до этого дело есть? Павел Изотович нас к нему приставил, сказал, чтобы выполняли все распоряжения. Он нам бабки платит, так что придется даже задницу Лукину вытирать, если попросит.

Проводив Регину, Холмогоров направился к себе. Он шел не спеша. В городе и раньше по вечерам народу гуляло немного, а сейчас Борисов и вовсе казался вымершим. Вороны на деревьях кричали исступленно, словно перед концом света. Они носились над домами, истошно горланя.

"Город похож на кладбище, – подумал Холмогоров. – Только на сельском погосте так истошно вопят птицы и так исступленно машут черными крыльями”.

Холмогоров посмотрел на небо, серое, низкое. Птицы с распростертыми крыльями черными крестами усыпали небосвод. Недобрые предчувствия овладели Андреем. Он пытался думать о чем-нибудь светлом, но надрывный птичий крик вновь и вновь заставлял его думать о смерти.

Церковный староста уже поджидал его:

– Я начал беспокоиться, Андрей Алексеевич, куда это вы запропастились?

– К Казимиру Петровичу заходил в гости.

– А я все гадаю, придете вы к ужину или нет.

– Спасибо, я из-за стола.

– Вы, наверное, еще не знаете, Андрей Алексеевич, что случилось? Холмогоров напрягся.

– Нет, не знаю, – он ожидал услышать, что еще кто-то найден убитым.

– Милиция задержала трех парней.

– Что за парни?

– Тех самых, которые могилы оскверняют. Лицо Холмогорова осталось спокойным.

– Они сами признались, что церковь размалевали и памятники на кладбище попортили. Вот мерзавцы! И куда только родители смотрели! Наверняка ведь догадывались, чем их детки занимаются.

– Про отца Михаила они что-нибудь говорили?

– Не знаю, может, вам, Андрей Алексеевич, майору Братину позвонить? Вам-то он скажет? Говорят, у них в подвале баллончики с краской нашли, именно с той, которой храм размалевали. Если им улики предъявят, они и в убийствах признаются. Вот негодяи! Может, хоть чаю попьете?

– Нет, спасибо. Не стану я майору звонить, ничего он мне не скажет.

– Смотрите, дело ваше. Об этом, кстати, даже по радио сообщили. И откуда они только новости узнают?

– У журналистов свои источники информации, – заметил Холмогоров. – Спасибо вам за приглашение, Иван Спиридонович, пойду я к себе.

– Конечно, не смею вас задерживать, – церковный староста надеялся скоротать вечер с важным человеком, но вновь не удалось. Холмогоров был не расположен к вечерним разговорам.

"Может, оно и правильно, – решил церковный староста. – Человек молоть языком просто так, как у нас здесь принято, не привык”.

Не успел Холмогоров раздеться, как в дверь торопливо и робко постучали.

– Войдите, – произнес Андрей, уверенный, что это Иван Спиридонович, решивший все-таки поболтать с ним на ночь.

Дверь распахнулась. На пороге садового домика стояла Регина в легком платье, на плечи накинута куртка.

– Вы уже знаете, Андрей Алексеевич?

– Что случилось? Неужели еще кого-нибудь убили? – предположил Холмогоров – так испуганно смотрела на него Регина.

– Нет, слава Богу, никого не убили, все живы. Трех ребят арестовали. Вы ушли от нас, и тотчас новость по радио передали. Они мои выпускники, могу вам точно сказать, ребята никого не убивали, я их давным-давно знаю. Похулиганить могли, но чтобы человека жизни лишить, такого быть не может. И памятники на кладбищах они выворачивать не станут. Там же их деды похоронены! Холмогоров пожал плечами: