Мистические тайны Третьего рейха - Ганс-Ульрих фон Кранц

Кстати, именно обилие трудностей и привело к выводу, что тут все не так просто. Дело в том, что «тяжелая» вода получается из обычной методом химической реакции. Чтобы ее изготавливать, нужно много воды и много электричества. По этой-то причине единственный в Европе крупный завод по производству «тяжелой» воды находился в Норвегии и был расположен рядом с гидроэлектростанцией. Принадлежал он компании «Норвегиан гидро».

После того как в 1940 году немцы оккупировали Норвегию, они стали требовать от компании все больше и больше «тяжелой» воды. Производство расширялось, но завод все-равно не справлялся со своими задачами. Так, хотя в 1941 году выпуск «тяжелой» воды вырос в 10 раз, это все еще было далеко от намеченных цифр. Такая же картина наблюдалась и в дальнейшем. В связи с этим встает вопрос: а почему нельзя было перенести производство в саму Германию?

Что, в Третьем рейхе не было гидроэлектростанций? Да хоть отбавляй! Например, в западной части страны течет великая река Рейн, которая легко справилась бы с огромными объемами производства «тяжелой» воды. В районе Рура — где, кстати, расположен Дортмунд — была целая куча гидроэлектростанций. Построить рядом с любой из них крупный завод — раз плюнуть. Удовольствие, конечно, недешевое, но ради атомной бомбы тратились и не такие деньги.

Почему же немцы ничего не построили? Вывод один: значит, им было это не нужно. Значит, им хватало завода в норвежском Веморке, несмотря на небольшую производительность и постоянную угрозу диверсий. Чем, кстати, не замедлили воспользоваться вездесущие англичане.

О том, что немцы активно эксплуатируют завод «Норвегиан гидро», было известно всему миру. По крайней мере утаить шило в мешке оказалось совершенно невозможно. Обдумав ситуацию и поняв, что «тяжелая» вода как-то причастна к немецкому атомному проекту, руководство британских спецслужб решает провести диверсию на заводе. Осенью 1942 года англичане предпринимают первую — неудачную — попытку навредить немцам. Высаженная с планеров диверсионная группа практически сразу берется в плен немецкими солдатами и отправляется на познавательную беседу к шефу гестапо Мюллеру. Однако британцы не сдаются. В феврале 1943 года, в тяжелейших зимних условиях, они отправляют вторую, более многочисленную десантную партию. Преодолевая массу препятствий и ежеминутно рискуя жизнью, группа Хелберга в ночь на 28 февраля смогла-таки выполнить свою задачу и организовать взрыв на предприятии. При отходе большинство диверсантов были убиты или захвачены в плен немцами. Хотя ущерб, причиненный взрывами, был сравнительно невелик, англичане до сих пор кричат о выдающейся победе своих спецслужб — хотя лично я на их месте предпочел бы скромненько помолчать. В дальнейшем они организовывали еще несколько диверсий, парочка из которых даже увенчалась успехом.

В общем-то, грех им был не увенчаться успехом в ситуации, когда, казалось, все благоприятствовало англичанам. Завод располагался в пустынной лесистой местности, где можно было спрятать не то что небольшой отряд, а целую дивизию. Немецких войск было немного, противовоздушная оборона отсутствовала почти начисто — десанты можно было высаживать хоть каждый день! Охрана завода тоже не впечатляла. И даже после первых диверсий немцы не сделали ровным счетом ничего для того, чтобы получше защитить предприятие.

Спрошу сразу: вам это ничего не напоминает? Никаких аналогий с историей Нильса Бора? Немцы буквально подставляют завод под удары англичан, чтобы те успокоились и не стали искать другие, более важные объектыв. Судя по всему, предприятие в Веморке служило своеобразной «подсадной уткой» атомного проекта, призванной привлекать к себе все внимание противника.

А как же графит? Я снова почувствовал, что мне катастрофически не хватает данных. Все мои прежние выводы основывались главным образом на простой логике, а не на документах и материалах. Основание крайне ненадежное, не так ли? Значит, документы и материалы предстояло найти! И я с воодушевлением взялся за эту задачу.

Мне с самого начала было ясно, что искать в архивах совершенно бессмысленно. Может быть, за годы работы я и наткнусь на пару косвенных доказательств, но их у меня и так хоть отбавляй. Игра не стоила свеч. А настоящие, секретные архивы мне, увы, недоступны.

Можно было попытаться найти современников тех событий. Но главные действующие лица — такие как Ган, Гейзенберг, Дибнер, Оесау — уже давно сошли со сцены. Возможно, кто-то из «мелкой сошки» — помощников и лаборантов — и остался в живых, но они вряд ли были хорошо проинформированы. Те обрывки знаний, которые имелись у них, не составят цельную и убедительную картину. Значит, нужно было искать детей и внуков ключевых деятелей: германских физиков, которые и создавали атомную бомбу Гитлера.

Задача была не столь простой, как кажется на первый взгляд. Именно поэтому одним прекрасным майским утром я сел на самолет, летевший в Берлин.

В столице ФРГ я в последний раз был года три назад, и не могу сказать, что она за это время серьезно изменилась. Все те же монументальные Бранденбургские ворота, зеленеющие липы на Унтер-ден-Линден, запах свежей выпечки по утрам, зонтики уличных кафешек… В первый день я побродил по улицам, сходил в парк Шарлоттенбург — как-никак историческая родина, здесь родился и вырос мой отец. На следующее утро я приступил к делу.

В первую очередь надо было задействовать фир-мы, специализирующиеся на поисках нужных людей. Таких сравнительно немного, действуют они под вывеской «генеалогических бюро», однако работают качественно. Результаты, впрочем, оказались разочаровывающими: большинство великих физиков были бездетны, поскольку посвятили себя науке; свои материалы они завещали государственным институтам, то есть добраться до интересующей меня информации таким путем было решительно невозможно. От нескольких участников проекта остались довольно далекие родственники, которые, естественно, были не в курсе дела. Для очистки совести я позвонил двоим-троим из них, назвавшись исследователем, изучающим развитие немецкой физики (если вдуматься, это было чистой правдой). Как правило, — у них уже побывали мои предшественники, и не по одному разу — так что ценных материалов там тоже не было. Я оказался перед глухой стеной.

Уже потеряв надежду, я попросил отыскать следы оберштурмбаннфюрера Ойле. Особой надежды у меня не было — скорее всего, он либо был убит в конце войны, либо бежал, либо основательно залег на дно. Целых три дня пришлось мне ждать результатов, но, честно говоря, они того стоили. Когда я открыл дверь конторы утром в пятницу, навстречу мне уже шагал улыбающийся клерк:

— Господин Кранц, мы нашли вашего Ойле.

— Он еще жив?

— Увы, нет. Он умер в 1979 году в Аугсбурге. Но — я думаю, это вас порадует — у него были дети!

— Они живут там же, в Аугсбурге?

— Нет, где-то в Южной Америке. Дело в том, что господин Ойле в 1945 году оказался в Аргентине. Он уехал туда с женой и двумя детьми — сыном и дочерью. В начале семидесятых они вернулись в ФРГ — очевидно, тоска по родине замучила. Как ни странно, жили они под своими именами. А вот дети их до сих пор в Западном полушарии.