Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О том, что вы теперь ходите к Люське-Зверок только в сопровождении.
— Да! Вы же понимаете: Ганчич может вломиться в это заведение и учинить скандал. Вызовут полицию, та составит протокол с упоминанием моей фамилии, а ему только этого и надо! Он такой негодяй, что на всё способен! За семьсот тысяч… Ну, мы с Мишкой и подумали оба, что это Ганчич ломится. Как вы меня напугали, господин Иванов!
Алексей слушал всю эту ахинею и злился. Бывают, ох, бывают в жизни совпадения. Офицер с двойной фамилией, в статском, скрывается, и при нём могучий Мишка. И не те! В итоге имеются ненужая огласка и сломанный замок. Как теперь оправдаться перед Верлиокой и Шайтан-оглы? Легенда с «красноярками» трещала по швам. Хлюст, стоящий перед ним, вызывал поэтому у сыщика сильную неприязнь.
— Последний вопрос, подпоручик. Скажите, а за неделю до свадьбы вам обязательно нужно ходить по бл…м?
Загорянский-Киссель растерянно захлопал длинными ресницами:
— Так ведь я же офицер!
— Понятно. Можете идти. И чтоб никому обо мне ни слова!
Через полчаса, объяснившись кое-как с хозяином заведения и заплатив полтора рубля за убытки, Лыков вернулся в «Арбузовскую крепость». Разыскал Ассигкрита и сказал ему расстроено:
— Вертай деньги. Не они это.
— Как так? — удивился рыжий. — Всё же сошлось!
— Всё, да не всё. Я ищу отставного ротмистра Рупейто-Дубяго. А здесь подпоручик Московского полка Загорянский-Киссель. Не в отставке, а служит.
— Эх-ма… А второй, Мишка?
— Его денщик. Тоже парень крепкий, что лишь добавило путаницы. Там вообще смешная история вышла…
И Алексей рассказал рыжему про свадьбу, козни Ганчича и бегство подпоручика через окно.
— Вобщем, Федот, да не тот. Пришлось ещё за сломанный ингер[99]платить.
Ассигкрит посмеялся, вернул Лыкову двадцать рублей и они отправились вдвоём на Сухарёвку. Разыскали в трактире Шайтан-оглы, изложили ему свои приключения и услышали в ответ:
— Нету в наших краях этой парочки. Я всех «мазов» обспросил. Васька Лупкин вспомнил колбасника. Тот, будто бы, о прошлом годе в Лефортове на кулачках дрался. Он?
— Он.
— Вот. И офицер при нём имелся, как ты и говорил. Рыжий, фамилия Дубяга. Большой плут. Месяц назад они оба приходили к Ваське на Крестовскую заставу, прожили неделю у одной вдовы и съехали. Куда — не известно.
— И другие ребята их не видели?
— Ни один. Так что извиняй: в моей вотчине их нет. Пусть Верлиока поищет у себя. Там одна Котяшкина деревня чего стоит!
Верлиока возвращению Лыкова не удивился. Выслушал рассказ и резюмировал:
— День как день, да год не тот! Ну, что ж, пороемся теперь у нас. В моих владениях тоже есть где спрятаться. Весь век взаперти не просидишь; когда-нибудь, да выберутся они наружу.
— «Когда-нибудь» не годится. Купцы ждут, я уж с ними договорился, а товару нет. Эдак и дело сгорит.
— Понимаю. Давай прямо сегодня начнём. Мы как раз в Котяшкину деревню сбираемся; валяй с нами.
— Оброк взимаете?
— Если бы! Эти стервецы платить не желают. Там сорок шесть бардаков, все не зарегистрированные. Оборот большой, и — мимо нас. Анчутка ономнясь приказал привести к повиновению. Только это сказать легко, а сделать трудно. Мужики там зверовидные, повозишься с ними… Ништо! Я их поучу. Возьму пятнадцать человек и выжгу всю язву.
— Поболе бы, — подал голос Стёпка. — У них там Федя-Заломай.
«Иван» нахмурился:
— А ты мне не дрефь! Подумаешь, Заломай. Я ему ноги к ушам привяжу и плясать заставлю!
— Кто это? — полюбопытствовал Алексей.
— Тамошний батырь. Говорят, и вправду силён… Местные горлопаны его водкой поят и дуют в оба уха: «Ты, Федя, чужих сюда не пущай, мы сами с усами». А Федя простой, как банный веник; обещает нас побить!
— На такое стоит посмотреть. Поехали!
Лыков сел за стол, перекусил. От нечего делать перелистал газетку. Начали подтягиваться люди Верлиоки, все, как на подбор, крепкие и спокойные ребята. Водки перед налётом не пили, ели мало, говорили ещё меньше.
В полночь на пяти санях отправились в поход. По Бульварному кольцу добрались до Малой Дмитровки, по ней двинули на север. На углу Садовой-Триумфальной и Долгоруковской каратели спешились, оставили двух коноводов и плотной колонной проникли в 4-ю Тверскую-Ямскую. И сразу выяснилось, что их там уже ждут.
Два десятка оборванцев, вооружённых ножами и палками, перегородили улицу. Враждующие стороны встретились лоб в лоб и в первые секунды замерли от неожиданности; слышалось только напряжённое людское дыхание.
— Стёпка! — скомандовал Верлиока своему помощнику. Тот сунул руку запазуху и вытянул свинцовый шар на длинной ременной петле. Закрутил его над головой, гикнул страшным голосом:
— У-у-бью!!
И смело шагнул вперёд. Котяшкинские смешались: вид у Стёпки был устрашающий. Бандит врезался в цепь. Раздался глухой удар, с одного из оборванцев слетела шапка и он без звука повалился на мостовую. Остальные закричали жалобно, и бросились прочь по переулку. Окрылённые головорезы «Шиповской крепости» кинулись их преследовать; Лыков сзади едва поспевал за ними.
Вдруг со стороны Оружейной улицы обозначилось какое-то встречное движение. Побежавшие было туземцы развернулись назад. Послышались радостные крики:
— Федя-Заломай! Федя-Заломай пришёл!
Прямо по мостовой бодрым шагом к людям Верлиоки приближался огромного роста хлопец в чернёном тулупе[100]и треухе, с простодушным круглым лицом. Он легко, словно прутиком, размахивал над головой самым настоящим бревном, в сажень длиной и вершка в три толщиной, и орал:
— А-а-а! И-ро-ды! Вот я вас!
Шиповцы опешили. Стёпка смешался, сдал было назад, но потом, устыдившись, шагнул вперёд и занёс кистень. Послышался звонкий шлепок. Дергач отлетел на тротуар, словно брошенная ветошь.
— Товарищи, тикаем! — гаркнул во все лёгкие Верлиока и первый показал пример бегства. Остальные громилы мигом развернулись и тоже бросились к саням. Лыков в одиночестве остался стоять посреди улицы, с любопытством наблюдая происходящее. Ещё издали он увидел, что парень изрядно-таки неповоротлив; бревно сыщика совсем не пугало.
Приметив, что один из противников не убежал, Федя-Заломай радостно ойкнул и направился прямо к нему. Встал напротив, шмыгнул носом и медленно-медленно замахнулся своим орудием. За мгновение до удара Лыков прыгнул на него и перехватил орясину за длинный конец. Потянул на себя, но богатырь сопел и не выпускал. Отпустив бревно, Алексей крутнулся на пятке и с разворота крепко засадил парню кулаком точно в челюсть. Тот содрогнулся, снова ойкнул — и опрокинулся назад, высоко вскинув вверх ноги в огромных валенках.