Розовая пантера - Ольга Егорова

— И пробью. Вот увидишь, будет у меня еще выставка. И не одна выставка будет. А ты так и будешь свои кирпичики… Кстати, о кирпичиках. Я вообще-то к тебе по делу. Я тебе работу хочу предложить.

— Другие кирпичики? Другого цвета?

— Не кирпичики, и не надейся. Хочешь рисовать?

— Да что ты заладил, Андрей. Рисовать, рисовать… Мало ли кто из нас чего в этой жизни хочет.

— Кто чего хочет — тот то и получит.

— Кто бы в этом сомневался… Ну и что ты мне рисовать предлагаешь? Классики мелом на асфальте? Чтобы люди видели?

— Все, что хочешь. Ну может, и не совсем то, что хочешь, а иногда даже, наверное, совсем не то, что хочешь…

— Слушай, Посохин, ты сам-то понимаешь вообще, что говоришь?

— Можешь в этом не сомневаться. Прекрасно понимаю, что говорю и что делаю. Вот, читай. — Он достал из кармана брюк сложенный в несколько раз газетный листок. Развернул, ткнул пальцем в объявление, подчеркнутое красным.

— «Живопись любой сложности на стенах, потолках квартир, офисов, фасадах строений. Аэрография на автомобилях. Требуются на высокооплачиваемую работу художники», — прочитал Алексей.

— Ну и как тебе?

— Круто — на потолках, стенах, фасадах зданий… Это все-таки, наверное, лучше, чем кирпичи на стройке… А главное — люди будут видеть.

— Ну слава Богу, Прохоров. Хоть одна здравая мысль тебя посетила. Только откуда эта ирония?

Алексей усмехнулся грустно:

— Просто интересно, что именно рисовать придется. Может, баб голых…

— На фасадах зданий? Кто ж это, по-твоему, рисует обнаженную натуру на фасаде здания?

— Я так понял — рисовать нужно будет то, что скажут.

— Ах, посмотрите на нас! Какие мы принципиальные! Не желаем продаваться, не желаем растрачивать собственный дар на какую-то глупую коммерцию! Мы уж лучше будем кирпичи на стройке класть, а картины к стене канцелярскими кнопками подвешивать и созерцать в полном одиночестве, — взорвался Андрей. — Ну и сиди себе здесь со своими дурацкими принципами, клади свои кирпичики, строй свою гробницу…

— Да погоди ты, чего психуешь-то, — попытался Алексей его успокоить. — Ты сам подумай, если все время одну только эту чушь рисовать, на все остальное уже ни времени, ни сил не останется…

— Достоевский, к твоему сведению, — знаешь такого великого русского писателя? Так вот, он тоже, между прочим, писал романы под заказ, а на все остальное, как ты выражаешься, ему и времени, и сил хватало!

— Так то Достоевский. Больно круто ты хватил, Посохин.

— Да к чертям собачьим все твои принципы, — не сдавался Андрей, — кому они нужны, принципы эти твои великие?

— Ни при чем здесь принципы. Я же тебе говорю…

— Ладно. Я так и знал, так и думал, что ты не согласишься. Ну и черт с тобой. Не хочешь — не надо. Время покажет, кто из нас был прав.

Андрей поднялся и направился к выходу. Алексей хотел было задержать его, но, зная по опыту, что это практически бесполезно, промолчал.

— А картину твою жалко. Классный портрет на самом деле, — обернулся уже на выходе Андрей. — Это она, я так понимаю?

— Она.

— Да уж, по лицу вроде не скажешь, что сволочь.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Потом Алексей вдруг услышал:

— А правда, ну ее на хрен к чертям собачьим всю эту лабуду на стенах и потолках, а? Искусство — оно не продается!

Алексей рассмеялся.

— Ну что ты ржешь, как конь, в самом деле! Знаешь что, пойдем в «Вавилон», посидим, отметим начало новой жизни. Выпьем за нашу будущую выставку — мою и твою!

— Разделим шкуру неубитого медведя?

— Не убитого, но уже попавшего в капкан. Вот увидишь — если не через месяц, так через год, все равно я своего добьюсь. Ты ведь меня знаешь… Так что, идем?

— Идем, — согласился с легкой душой Алексей и вышел, так и не успев переодеться после работы, вслед за приятелем в коридор.

Выставка на самом деле случилась. Не через месяц и даже не через год, а через пять лет, — как-то солнечным осенним днем Андрей позвонил по телефону и сообщил срывающимся от радости голосом великую новость. Два зала — большой и малый — в Доме национальных культур были выделены под выставку работ молодых художников. Большой зал полностью — под работы Посохина.

— Главная новость еще впереди. В малый зал можно пристроить несколько твоих картин. Твоих, слышишь, Прохоров?

«Это было невероятно. На самом деле невероятно», — вспоминал Алексей, продолжал механическими, заученными движениями скользить тряпкой по поверхности очередной машины. Вспоминал, как зашел в зал и оцепенел, увидев привычную, почти шесть лет провисевшую на стене в комнате картину.

Шесть лет, шепнула память, вот такая история, и вот она закончилась. Что-то осталось… «Ах да, Людмила», — промелькнуло в сознании. Людмила просто перестала приходить, сказав, что она больше не в силах выносить этот взгляд нарисованных глаз, что он преследует ее и не дает дышать. Что у нее больше нет сил бороться с призраками из его прошлого. Алексей только пожал плечами в ответ, подумав о том, что борьба эта на самом деле бессмысленная. Потому что он тоже пытался бороться и ничего у него не получилось. «Ни черта не получилось», — отстраненно подумал он, придирчиво разглядывая кузов только что вытертой машины. Провел еще раз тряпкой по капоту, еще раз осмотрел, махнул рукой водителю — можно выезжать. Машина выехала, на подходе была следующая.

До конца смены оставался всего лишь час с небольшим. Алексей взглянул на циферблат, уточнил — час двадцать минут. Опустил руку в карман комбинезона, собираясь достать пачку сигарет. В этот момент перед ним возник чей-то силуэт — из-за того, что свет лампы был направлен в глаза, он смог рассмотреть только лишь силуэт приближающегося к нему человека. Молодой, по-видимому, спортивного вида и телосложения парень…

— Слушай, приятель, не найдется у тебя свободной минутки? Поговорить надо… — услышал Алексей и сначала не понял, к кому тот обращается.

— Ты мне? — уточнил он.

— Тебе, — услышал в ответ. — Поговорить надо.

— Давай поговорим…

Откуда-то издалека, с проезжей части, послышался скрип тормозов.

Она выскочила из машины и бросилась бежать, не замечая ничего вокруг. Только бы скрыться, побыстрее скрыться от всего этого кошмара, который происходил сейчас там, за этой железной стеной. Только не думать о том, что же было дальше.

Заголосили возмущенным скрипом тормозов проезжающие машины — снова, как и несколько часов назад, повысовывались из окон злые лица, послышались ругательства. Она бежала не оглядываясь, не замечая всей этой дорожной суматохи, которая творилась вокруг нее. Позади оставались перекрестки и улицы, мелькали лица людей и афиши, светофору и фонарные столбы. Оказавшись случайно на автобусной остановке как раз в тот момент, когда длинный красный «Икарус», тяжело вильнув к тротуару, притормозил и распахнул дверцы, она, не задумавшись, поднялась на подножку.