В Париже дорого умирать - Лен Дейтон

— Хорошо, обещаю.

Облегченно вздохнув, она отперла дверь и вышла на свежий солоноватый воздух. Машина стояла у самой кромки воды, и Мария осторожно ступала по неровной гальке. Вдоль всего причала из всех дверей и складов высыпали люди. Не обычные люди, а в беретах и коротких сапогах. Они двигались неторопливо и почти все с автоматами. Ближайшая к ней группа вышла на освещенную часть причала, Мария увидела нашивки десанта и испугалась. Она отошла к задней двери «скорой» и заглянула внутрь. Парень посмотрел на нее поверх металлических коробок и жестянок с пленками. Улыбнувшись, он кивком заверил ее, что ничего не тронет. Почему ее вообще волнует, будет он что-то трогать или нет? От ближайшей группы десантников отделился человек в гражданской одежде — черной кожаной куртке и старомодной фетровой шляпе. Не успел он сделать и шага, как Мария узнала Луазо.

— Мария, это ты?

— Да, я.

Он поспешил к ней, но буквально в двух шагах остановился. Она думала, он ее обнимет. Хотела повиснуть на нем и почувствовать, как он неловко похлопывает ее по спине — его обычный способ утешать ее при всяких невзгодах.

— Тут полно народу, — сказала она. — Спецназ?

— Да, армейский, — ответил Луазо. — Десантный батальон. Бельгийцы оказывают мне полное содействие.

Мария возмутилась. Это он таким образом намекал, что она сама никогда не оказывала ему полного содействия.

— Целый батальон бельгийских десантников, чтобы арестовать меня? А ты, часом, не перестарался слегка?

— Там стоит корабль, и нам неизвестно, сколько людей на борту. Датт может решить забрать бумаги силой.

Он старался оправдаться, как мальчишка, заранее выпрашивающий деньги на карманные расходы. Мария улыбнулась и повторила:

— А ты не перестарался?

— Перестарался, — согласился Луазо, но не улыбнулся. Потому что искаженная правда — не повод для гордости. Но в данном случае его больше всего заботило, чтобы не было никаких ошибок. Пусть лучше он будет выглядеть дураком-перестраховщиком, чем провалит все дело.

Они несколько минут просто стояли, глядя друг на друга.

— Документы в «скорой»? — спросил Луазо.

— Да. И фильм с моим участием тоже.

— А запись англичанина? Тот допрос, который ты переводила, когда его накачали наркотиками?

— И это там. Зеленая жестянка. Номер В четырнадцать. — Она тронула его за руку. — Что ты намерен делать с записью англичанина?

О своей она спрашивать не решилась.

— Уничтожу. Не нужна она, и у меня нет оснований ему вредить.

— А еще это часть вашей с ним договоренности, — обвиняющим тоном добавила Мария.

Луазо кивнул.

— А моя пленка?

— Ее я тоже уничтожу.

— А разве это не идет вразрез с твоими принципами? Разве уничтожение улик — не самый смертный грех для полицейского?

— Не существует в этой сфере никакого свода правил, что бы там ни утверждали церковь, политики и юристы. Полиция, правительство, армия — это всего лишь группы людей. И каждый человек должен следовать велению своей совести. Человек не должен подчиняться беспрекословно, иначе он уже не человек вовсе.

Мария вцепилась в него обеими руками и представила себе на мгновение, что ей никогда не придется его отпускать.

— Лейтенант! — окликнул Луазо.

Один из десантников щелкнул каблуками и быстро двинулся вдоль кромки воды.

— Мне придется тебя арестовать, — тихо сказал Луазо Марии.

— Мои документы на переднем сиденье «скорой», — торопливо проговорила она, пока лейтенант не успел подойти.

— Лейтенант, — приказал Луазо. — Я хочу, чтобы забрали из «скорой» все коробки и перенесли их в ангар. Кстати, заодно пересчитайте и пометьте мелом. И пусть их постоянно охраняют. Может быть попытка захвата.

Лейтенант козырнул, с любопытством покосившись на Марию.

— Пошли, Мария. — Луазо повернулся и направился к ангару.

Мария поправила прическу и двинулась за ним.

Это была деревянная развалюха, построенная во время Второй мировой войны. Длинный, плохо освещенный коридор тянулся по всей длине хибары, а оставшаяся часть была поделена на четыре небольшие и неудобные клетушки. Мария в третий раз поправляла макияж. На сей раз она решила сначала нарисовать как следует один глаз, а потом заняться вторым.

— Сколько еще ждать? — спросила она. Голос ее звучал чуть прерывисто, поскольку в этот момент она рисовала подводку на правом глазу.

— Еще часок, — ответил Луазо. В дверь постучали, и вошел лейтенант-десантник. Он быстро глянул на Марию, а потом откозырял Луазо.

— У нас возникли некоторые проблемы с изъятием коробок из «скорой».

— Проблемы? — переспросил Луазо.

— Там какой-то псих с поврежденной ногой. Орет, брыкается и выталкивает солдат, которые пытаются разгрузить машину.

— Вы что, не можете с ним справиться?

— Конечно, могу, — ответил офицер-десантник, и Луазо уловил в его голосе нотку раздражения. — Просто я не знаю, что это за сопляк.

— Я подобрала его по дороге, — сообщила Мария. — Он пострадал в дорожной аварии. Я велела ему присматривать за коробками, когда вышла из машины. Я не думала… он никакого отношения к этому не имеет… он просто пострадавший.

— Просто пострадавший, — повторил Луазо лейтенанту. Тот улыбнулся. — Отвезите-ка его в больницу.

— В больницу, — повторила Мария. — Всему свое место.

— Слушаюсь, господин инспектор. — Лейтенант подчеркнуто энергично козырнул Луазо, желая показать, что женский сарказм ему безразличен. Он одарил Марию неодобрительным взглядом и вышел.

— У тебя появился очередной новообращенный. — Мария хихикнула, рассматривая накрашенный глаз и слегка развернув лицо, чтобы другой глаз не отражался в зеркале. Голову она держала высоко, чтобы не портить овал лица. Она слышала, как солдаты тащат коробки по коридору. — Есть хочу, — сказала она через некоторое время.

— Могу послать за едой, — ответил Луазо. — У солдат полный грузовик кофе, колбасы и какой-то жареной дряни.

— Кофе и сосиску.

— Принесите два сладких кофе и несколько бутербродов с колбасой, — приказал Луазо юному часовому.

— Капрал ушел взять себе кофе, — сказал солдат.

— Ничего, я присмотрю за коробками, — хмыкнул Луазо.

— Он присмотрит за коробками, — бесстрастно сказала Мария зеркалу.

Солдат покосился на нее, но Луазо кивнул, и тот развернулся, чтобы сходить за кофе.

— Оружие можете оставить мне, — сказал Луазо. — Вряд ли вы сможете нести кофе с этой болтающейся на шее штукой, а я не хочу, чтобы оружие валялось в коридоре.