У подножия Монмартра - Бритта Рёстлунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, я знаю, что ты никогда не опаздываешь и не пропускаешь уроки, и речь идет не о тебе, а обо всех других.
Амир недоуменно смотрит на отца.
– Для примера, опиши мне сегодняшнее утро.
Амир задумывается.
– Сегодня довольно долго спал, потому что вчера засиделся за чтением, потом… я проснулся, когда пришли Адель и Тарик.
– Адель и Тарик?
– Да.
– Они часто приходят?
– Каждое утро они приходят завтракать.
Амир неуверенно смотрит на отца, словно не знает, это ли его интересует. Собственно, отец и сам этого не знает.
– Что они едят на завтрак?
– Шоколадные хлебцы… Зачем тебе все это нужно?
– Нужно. Что было потом?
– Тарик ушел на работу, а Адель осталась. Что было дальше, я не знаю, потому что тоже ушел.
Мансебо целует сына в лоб, желает спокойной ночи, выходит и тихо закрывает за собой дверь. Сведения о том, что творится здесь по утрам, сделали его сильнее, и одновременно он без чрезмерного насилия смог разобраться в некоторых шокирующих его обстоятельствах. Конечно, может показаться абсолютно невинным тот факт, что его жена каждое утро ходит в магазин и покупает продукты на завтрак для кузена и его жены. Но если все так невинно, то почему он ничего об этом не знает?
Мансебо проходит мимо спальни. Фатима лежит в кровати и читает. Мансебо проходит дальше, заходит в туалет, запирает дверь, садится на унитаз и вспоминает одно событие из совсем недавнего прошлого. Это было в воскресенье. Рафаэль пригласил их на завтрак. В гостях Фатима, сидя на белом кожаном диване, во всеуслышание заявила, что не привыкла завтракать, что на самом деле она едва успевает проглотить чашку кофе, прежде чем приняться за домашние дела.
Мансебо погружается в тяжкие раздумья, потому что хочет вспомнить мельчайшие детали поведения жены на том завтраке у Рафаэля. В этой истории с завтраком есть еще кое-что, чего Мансебо не в силах понять. Фатима бежала в булочную через бульвар так, словно совершала что-то преступное, что-то запретное. Почему она хранит в тайне от него свои утренние походы в магазин? Сколько раз она говорила мужу, что видит Адель только за ужином. Зачем она говорит то, что не соответствует действительности?
Мансебо моет руки после посещения туалета и решительным шагом направляется в спальню. Фатима не отрывается от книги, когда входит муж. Мансебо небрежно откидывает одеяло, забирается в кровать и ложится рядом с женой.
– Да, ну и денек был, – говорит он с особым значением в голосе.
Фатима не отвечает, да и что, собственно, может она сказать?
– Завтра все начнется сначала, – продолжает он.
– Да, завтра будет такой же тяжелый день, как и сегодня.
«Тяжелый день, – думает Мансебо, – особенно для тебя. Конечно, тяжело все утро жевать сладости и пожирать выпечку». Фатима откладывает книгу, выключает лампу и треплет Мансебо по щеке. В ту же секунду комната освещается молнией. В Париж пришла долгожданная гроза.
* * *
– Дай мне денег, и я куплю себе пива!
Этот честный бомж заставляет многих улыбаться столь дерзкому заявлению. Многие действительно подают ему пару-другую евро, чтобы он смог купить себе прохладительного. Красный крест на шпиле церкви напоминает мне о предстоящей сегодня встрече. Я чувствую себя девочкой-подростком, которая хочет порвать с парнем, с которым не хочет встречаться.
По какой-то причине я хочу, чтобы Кристоф понял, что мы не можем больше видеться. По крайней мере, пока. Я и сама не знаю, почему это для меня так важно. Наверное, потому, что в его обществе так важна истина и правдивость. Истина же заключалась в том, что нам не следовало больше видеться. Он оказался частью эксперимента, но всякий эксперимент рано или поздно заканчивается.
Затихшая в последнее время паранойя снова расцвела пышным цветом, когда я получила четыре сообщения подряд, содержавшие комбинации цифр, начинавшиеся набором 0033, а это код Франции при международной связи. Меня снедало желание позвонить по одному из этих номеров. Но зачем мне, собственно говоря, узнавать, кому принадлежат эти телефонные номера? Слишком поздно разыгрывать из себя частного детектива. Однако, несмотря на все эти соображения, я все же позвонила по одному из номеров. Он оказался несуществующим. Я закрыла компьютер и собралась идти в церковь.
•
– Аллах всепрощающий и милосердный, в отличие от христианского Бога.
– Интересно, когда вы уверовали в ислам?
– В пятницу.
Мы рассмеялись.
– Несмотря на это, вы все же не очень религиозны.
– Нет, я верующая, как и большинство менеджеров по продажам.
Кристоф вопросительно посмотрел на меня. Как он поймет мою шутку?
– Почему вы атеистка?
– Потому что мне не нравится стоять спиной к самой себе.
– Это мировоззрение.
Он расстроен и разочарован.
– Да, именно это я имею в виду. Вы счастливцы, сумевшие убедить себя в вере, и свысока смотрите на нас, несчастных, которые так и не сумели отыскать дорогу домой.
Я пожалела о сказанном. Наверное, это было слишком жестко, но Кристоф не обиделся.
– Но каким образом религия может служит злу? – спросил он.
– Вы ждете от меня утверждения, что религия – причина войн, но для этого у вас есть контраргумент – вы скажете, что воюют не религии, а люди. Но я не стану говорить о войне. Я скажу, что зло большинства религий заключается в том, что они заставляют людей верить в высшую силу. Это отнимает у человека его природную силу. Мы отнимаем у себя наше собственное, не заемное, блаженство и счастье, и воздаем почести чему-то или кому-то вне нас. Религия умаляет и унижает нас. Я никогда не соглашусь приписывать власть и силу кому бы то ни было, кроме самого человека. Я духовный атеист, который не верит, а знает.
Кристоф смотрит на меня. В его глазах я читаю радость. Но он молчит. Заканчивать отношения всегда бывает не к месту. Я прекрасно это знаю. Но хорошо бы сделать это сейчас.
– Как дела у вас в семье, как жена и дети?
Я на самом деле искренне думала, что должна была это сказать, и, сделав это, увильнула от ответственности.
– Как у них дела? Жена окончательно со мной объяснилась. Она сильная женщина, твердая в своих убеждениях, хотя вы, вероятно, думаете, что она проявила слабость, позволив себя обмануть. Мои дети… мы встречаемся по выходным.
Мало того что я не смогла поставить точку, так еще и разбередила его раны, прежде чем покинуть.
– По выходным? Значит, вы уже не живете у себя дома?
Он покачал головой. Стало так тихо, как может быть только в церкви.