Найди свое счастье - Лора Мэрфи

Все это было раньше, а теперь…

Вчера вечером, когда дочь вернулась после обеда с Тедом, она прошла прямо в свою комнату, не сказав ни слова. А сегодня утром никак не реагировала на попытки разговорить ее. Проглотила свой состоявший из одного мороженого завтрак перед телевизором, оделась и в ожидании Теда вышла поиграть с Сэмом. Она даже не попрощалась, садясь в машину.

"Я никогда не буду снова любить тебя".

Сколько может гневаться маленькая девочка? Эта мысль не оставляла ее в покое. Долго ли будет ненавидеть ее? Прошло лишь сорок восемь часов, как дочь все узнала, а ощущение такое, будто — целая жизнь. Они всегда были безгранично близки и тем труднее сейчас переносить этот разлад.

Снова раздалось грохотание, на этот раз ближе и продолжительнее. Определенно гром. Гроза приближалась. Она печально отметит конец одного из худших дней в жизни Дорис.

С другой стороны дома послышалось ровное гудение хорошо отрегулированного автомобильного двигателя, потом хлопанье дверок. Прибыли дочь и Тед. Дорис знала, что он обязательно проводит Кэт в дом, и так она увидит его хоть на минутку. Ей и хотелось этого отчаянно, и одновременно было страшно, что боль от встречи окажется невыносимой.

Разумеется, первой из-за угла показалась дочка, следом — Тед. На ней была новенькая бейсбольная кепочка, а в здоровой руке — целая куча подарков. Похоже, первая вылазка с Тедом в роли отца прошла удачно.

Дорис была обижена, что ее не догадались пригласить. Она бы и не поехала — ее вовсе не интересовали старинные пушки форта в Огастоне, но само приглашение было бы приятно.

Она уже сидела в гамаке и, откинув волосы с лица, тихо приветствовала их:

— Хэй, Кэт, Тед.

Дочь распахнула на веранде дверь из металлической сетки и поспешила прямо в дом, даже не взглянув на мать, а лишь приостановившись, чтобы бросить отцу через плечо:

— Спасибо за поездку, Тед, и за подарки. До скорого!

— О'кей. — Тед осторожно прикрыл дверь на крыльцо в тот момент, когда Кэт с шумом захлопнула кухонную, и остановился, как неприкаянный. Ну, конечно, он, как и дочь, не желал оставаться с ней наедине.

Дорис опять прилегла в гамаке. Она не стала бы упрекать Теда, если бы и он тихо и молча улизнул, но ему вроде и не хотелось уходить. Засунув руки в карманы, он подошел к плетеному креслу-качалке, поставил ногу на нижнюю перекладину и стал со скрипом покачивать.

— Мы пообедали на обратном пути, — наконец проронил он.

Не поворачивая в его сторону голову, Дорис кивнула. Так оно и лучше — теперь не придется готовить обед, который дочь все равно не разделила бы с ней, а самой есть не хотелось.

— Мы осмотрели огастонский форт, прокатились на катере, побродили по сувенирным лавкам для туристов.

— Ей наверняка все понравилось.

Женщина почувствовала на себе пристальный мужской взгляд. У нее возникло ощущение, что даже в полутьме он мог разглядеть ее лучше, чем ей хотелось бы. Не очень-то хорошо она выглядит последние два дня — и нервы, и слезы, и эта сердечная боль…

— Ты здорова? — негромко спросил он.

— Нет. — Ее прямота заставила его почувствовать себя еще более стесненно. Он перестал скрипеть качалкой и подошел к гамаку. Дорис не хотелось вызывать к себе жалость и она добавила: — Просто устала сегодня. — И вообще, подумала она, не хватит ли с нее этой прямоты и честности, из-за которой теперь придется страдать всю оставшуюся жизнь.

Тед сел в кресло, развернув его так, чтобы оказаться лицом к ней.

— Кэт сказала, что ты собиралась съездить в Флоренсвилл.

Ее доченька, должно быть, подслушивала, когда она звонила своим родителям и родителям Грега, чтобы договориться о встрече, ибо не говорила ей, куда собирается. Она не хотела, чтобы Кэт знала о поездке, пока сама не разберется, как новости отразятся на семейных отношениях.

— Ты им сказала?

— Да.

— И они…

— Они были ошеломлены!

Да, да, не расстроены, не рассержены, не разочарованы, не встревожены. А именно шокированы, ошеломлены, разгневаны. Они обвиняли и осуждали. Мать кричала на нее. Отец наградил ее таким убийственным взглядом, что не хотелось жить. Он с силой сбросил со своего плеча ее руку и отвернулся. Ее свекор неподвижно сидел с побелевшим лицом, не произнося ни слова. Он выглядел так же, как и в тот день, когда она сообщила ему, что погиб Грег — потрясенным, испытывающим запредельную боль. Свекровь заплакала, а Джим обозвал грубыми и оскорбительными словами.

Стыд. Это слово только и звучало. Тебе должно быть стыдно всю жизнь, бросил ей в лицо Стив. Лечь в постель с этим мужчиной — это значит потерять последний стыд, кричала мать. Но больнее всего была отповедь отца — ты опозорила нас, Дорис. Осрамила свою семью, своего мужа, свой брачный обет, себя.

— Что они сказали?

Дорис сжалась в гамаке, повернувшись набок и уткнув голову в согнутые колени. Сожмись она чуть больше, пришло в голову Теду, и ее бы не отличить от зародыша, испугавшегося появляться на свет Божий, на глаза людские в срамном виде. Обычная и весьма приличествующая поза для человека, оказавшегося в большой беде, особенно в ее совсем скверной ситуации.

— Не очень-то я их обрадовала.

Мягко сказано. Мать расстроилась до такой степени, что сказала, что лучше бы дочери не появляться у них, пока они не придут в себя, пока не разберутся в своих чувствах и не поймут, смогут ли когда-нибудь простить ее за такое ужасное поведение и обман.

Все оскорблены и угнетены, и всецело по ее вине. Она заслуживает наказания за то, что причинила столько бед, но… сколько же страдать ей самой? Сколько боли и позора придется перенести, пока на чашах Немезиды не уравновесятся тяжкий груз вины и кары, и пока невесомый — покаяния и искупления!

Истинное горе!

— Почему ты так поступила, Дорис?

Плотно сомкнув веки, она поддалась стихиям природы, впитывая освежающую прохладу ветра, который порывами пробегал по веранде, принося запахи накрапывающего дождя. Теперь, когда Тед и Кэт дома, она готова к буре. Дождливая ночь нужна, как союзник ее слез, вот только из-за молний их не спрятать…

Чувствуя, что мужчина наблюдает за ней, она медленно открыла глаза. Грозовые тучи затемнили небо, ускорив наступление сумерек. Она едва различала черты его лица, но не сомневалась, как если бы видела при дневном свете, что оно сурово. Неумолимо.

— Это казалось самым легким выходом из положения, — со вздохом ответила Дорис. — Все верили, что я была хорошей женой Грегу, что верна ему, что Кэт его ребенок, и я не стала никого разубеждать. Так было удобно для всех.

Это лишь повторение того, что он наговорил ей во вторник ночью, выругался про себя Тед.

— Отвечай на вопрос, черт побери. Не прячься за мою версию.