Необоснованные претензии - Кэтрин Коултер

— Я ищу способных, талантливых женщин. Как вы думаете, она бы заинтересовалась более перспективным местом? Конечно, после того, как наши с вами дела будут закончены.

— Она предана мне. Но все же не стесняйтесь — спросите.

— Именно преданность и произвела на меня впечатление. И поначалу ввела в заблуждение относительно ваших отношений. А теперь, мистер Харли, не пора ли возвращаться? Вам ведь надо еще успеть на самолет? И позвольте мне заплатить за обед. Считайте, что барракуда подкармливает золотую рыбку.., по крайней мере сегодня.

Часом позже Элизабет сидела одна в своем офисе и мысленно снова прокручивала обед в обществе Джонатана Харли. По словам Адриана, Харли скользкая личность. Похоже на правду. В какой-то момент ей показалось, что он не прочь извиниться за свое поведение в Филадельфии, но уже в следующую минуту она испытала желание двинуть его кулаком в физиономию. Опасный противник. И эти прощальные слова, когда он помогал ей сесть в такси:

— Почему вы не хотели, чтобы фотограф заполучил свой снимок? В конце концов в этом нет ничего особенного.

Она одарила его холодной, насмешливой улыбкой.

— Вы, мистер Харли, конечно, не захотите прослыть последним на счету Элизабет Карлтон?

Он отвесил ей насмешливый поклон и отступил назад.

Опасный тип.

Но она его прищучила, о, да, прищучила.

Интересно, подпишет ли он соглашение и пришлет ли его ей. Лучше было бы для него, если бы он это сделал.

— О, я уверен, так оно и случится, — говорил Адриан несколькими минутами позже. — Надеюсь, он больше не будет пытаться подъезжать к вам.

— Он не настолько глуп.

— Похоже, вы пришли к некоему соглашению о перемирии?

— Если только понимать это в самом широком смысле. Однако он уже так не отбрыкивается. И у него нет выбора. Если он попытается сделать еще один заем, пусть даже за границей, мы сразу же узнаем об этом и примем соответствующие меры.

— Вы хотите сказать, что надо установить слежку?

— Конечно. Начиная с сегодняшнего дня и с той самой минуты, как он сойдет с самолета в Филадельфии. И знаете, что еще? Я не чувствую за собой никакой вины. Как вы мне уже говорили и как я постоянно твержу себе, это бизнес в чистом виде.

— Да, верно.

Адриан вышел из ее кабинета, сделал телефонный звонок и вернулся.

— Готовы вы принять участие в заседании совета директоров?

— Уже три часа?

— Похоже, время за ленчем пролетело для вас незаметно.

— Бросьте свои шутки, Адман. Проходя приемную, Элизабет бросила взгляд на стол Миллисент Стейси и увидела газету, раскрытую на странице со “светской хроникой”.

Так, фотографии Роуи и его невесты Аманды Монтгомери.

Элизабет слегка нахмурилась. Поймала себя на том, что не испытывает ни боли, ни гнева. Она пережила его предательство, и, по правде говоря, ей уже больше не хотелось причинять ему зло.

— Удачи, Роуи, — прошептала она, потом расправила плечи и вышла. За ней шествовал Адриан.

Мимоходом Элизабет подумала о том, доволен ли Роуи своим браком. Пребывая в менее благодушном настроении, она желала, чтобы Аманда оказалась сукой.

А Роуи Чалмерсу нравилось работать. “И это, — сказал он, обращаясь к самому себе и своему офису, — хорошо, ибо что мне еще остается в жизни?"

Ну, может быть, еще появятся дети, но на этот счет уверенности не было. До сих пор Аманда успешно уклонялась от разговоров на данную тему.

"Ты счастливый сукин сын, — продолжал он, обращаясь к себе, — она хороша в постели и богата. Тебе не надо ломать голову и пытаться придумывать, как спасти этот тонущий корабль”.

Послышался стук в дверь, потом дверь открылась, пропустив его секретаршу Дорис Каммингс — молодую, хорошенькую и достаточно понятливую и расторопную. К тому же скромную и добрую.

— В чем дело, Дорис?

— Вас хочет видеть леди, мистер Чалмерс. Роуи застонал. Аманда любила наносить ему неожиданные визиты. Неужели она воображает, что он играет здесь в поло или еще что-нибудь в этом роде? Или, может быть, тайно развлекается с одной из ее подруг?

— Это мисс Кэтрин Карлтон, сэр.

Он уставился на Дорис — челюсть отвисла.

— Привет, Роуи, — сказала Кэтрин, появляясь из-за спины секретарши. Чалмерс встал.

— Мисс Карлтон. — Роуи кивнул Дорис, и она вышла, закрыв за собой дверь.

Он сделал несколько шагов и остановился в шести дюймах от Кэтрин.

— Что вам, черт возьми, надо?

— Простите, что отрываю вас отдел, — сказала Кэтрин, не трогаясь с места. — Я пришла без звонка, потому что.., ну, я просто боялась, что вы откажетесь принять меня.

— И вы, черт возьми, правы, я отказываюсь!

— Мне нужно поговорить с вами.

— Пустая трата времени для нас обоих.

— Я встречаюсь с доктором Кристианом Хантером.

Роуи внимательно смотрел на нее.

— Встречаетесь с ним? То есть спите, что ли?

— Полагаю, я это заслужила. Нет, как пациентка.

Пациентка! Что она задумала? Чалмерс, хмурясь, продолжал смотреть на нее.

— Какое отношение это имеет ко мне?

— В последнюю встречу вы сказали, что теперь больше не уверены, что Элизабет не убивала моего отца. Если ваши сомнения небеспочвенны, а я знаю, что они небеспочвенны, я хочу знать, почему Кристиан Хантер солгал. А потом я собираюсь разоблачить его.

Он осознал, что не может не откликнуться на мольбу, прозвучавшую в ее голосе.

— Послушайте, мисс Карлтон, Кэтрин, тут не о чем говорить.

— Но никто другой не мог убить отца, неужели вы не понимаете. Это дело рук Элизабет.

Роуи отвернулся и подошел к ряду длинных окон позади своего письменного стола. Он смотрел в окно на Копли-сквер. Слышал, как Кэтрин подошла к нему сзади.

— Почему вы не уходите? — спросил он.

— Не уйду, пока вы мне не скажете всего.

— Вы очень молоды, Кэтрин. Оставьте эту затею, пусть все будет, как есть. Уезжайте куда-нибудь в Калифорнию. Чем дальше вы будете от своей драгоценной семейки, тем лучше для вас.

Он повернулся к ней, и его опять потрясло умоляющее выражение ее лица. Он сказал отрывисто:

— У вас нос кровоточит.

И указал на небольшую коробку с клинексом на своем письменном столе. Кэтрин промокнула нос и ничего не ответила. Он стоял и смотрел на нее. Испорченное отродье с грязным лексиконом — так он думал о ней всегда и не собирался поддаваться на все эти уловки. И вообще он не хочет ворошить то, что больше всего хотелось забыть, — Элизабет и как он ее предал.