Закон сильной женщины - Галина Владимировна Романова

— В общем, как я уже говорил, две жертвы были расстроены результатами анализов. И это при том, что эксперты в один голос уверяют, что у погибших не было выявлено никаких хронических заболеваний. Кроме последней жертвы — Мироновой Татьяны. Почему тогда расстроились девушки? Потому, товарищ капитан, что их обманули! Им отдали на руки сфальсифицированные результаты анализов, для того чтобы легче можно было ими управлять. Заманить в ловушку. Все это было, по моему мнению… — подчеркнул Иван, — спектаклем. Постановкой. Хорошо спланированной акцией.

— То есть жертвы не были случайными! Их выбирали заранее. И выбирали из посетителей лаборатории.

— Мы не можем этого знать наверняка, товарищ капитан, — подал робкий голос тот, что принес фотографии в кожаной папке. — Они могли с ними знакомиться заранее, потом затащить под каким-нибудь предлогом в лабораторию и потом уже…

— Ты имеешь в виду сегодняшних девушек в кафе, с которыми встречался Тимофей и его приятель Сергей? — Иван утвердительно кивнул. — Могло быть и так. Но…

— Что но? — возмущенно вскинулся коллега.

— Но, по моему мнению, они выбирали одиночек. Никто из подруг и знакомых наших жертв ничего не знал ни о Тимофее, ни о его друге, ни о лаборатории.

— Стало быть, те девушки из кафе — это просто случайные знакомые. Или хорошо знакомые, которых они ни за что не пустили бы в разработку. Как было с Татьяной Мироновой, которую Тимофей ни от кого не прятал. И сам с ней не прятался. — Воронов вопросительно оглядел коллектив. — Но ее почему-то все равно убили. Вопрос — почему?

— Возможно, она поторопилась с разоблачением. Стала угрожать, — предположил кто-то из присутствующих.

— Да запросто. Молодец! — похвалил Воронов. — Потому Тимофей и орал сегодня на приятеля с возмущением. Если он, конечно, на него орал.

— Может, и не орал, товарищ капитан, но возмущался сильно. И не просто роптал на судьбу. А будто бы предъявлял своему приятелю.

— Во-от! — Воронов загнул еще один палец на правой руке. — Стало быть, подозреваемых у нас может быть уже двое. И у меня вытекающий отсюда вопрос: что может связывать этих двоих? Могут они быть сообщниками?

— Могут, товарищ капитан, — кивнул Иван. — Работники крематория, супруги, они сообщили мне, что Колчин служил в армии вместе с лаборантом Тимофеем. Что их связывает давняя дружба. И Тимофей иногда даже ночами подменяет приятеля в крематории.

— Ого! Теплее, — воскликнул Воронов. И тут же принялся раздавать указания: — Так… Узнать мне все об этих двоих. Все! И не просто где учились, где родились и крестились. Не просто пошептаться с соседями. А как давно они дружат? Где служили? Были или нет за время службы какие-то неприятные истории? Когда начали работать в лаборатории и крематории? Были или нет за время их трудовой деятельности какие-нибудь косяки? И наружное наблюдение! Непременное наблюдение за этими двумя умниками.

— Давай все простим друг другу, а, милая? Давай все забудем и простим друг другу! Я прошу тебя, Аришка! Я не могу так! Не могу без тебя, понимаешь?

Голос Сашки разбивал тишину в их квартире на фрагменты. В каждом из этих фрагментов звучала своя нота: мольба, раскаяние, обида, злоба, непонимание. Он сидел за обеденным столом, сгорбившись, зажав коленками ладони, раскачивался взад-вперед, и ныл. Ныл и ныл.

Арина уже будто и пожалела, что заехала домой. Не надо было! А Виктор предупреждал! Говорил, что не стоит лишний раз показываться на глаза друг другу! Она не послушалась. И поехала. Под предлогом, что ей надо забрать из дома какие-то документы. Не было никаких документов. Это был лишь предлог. Ей — честно — хотелось проведать своего мужа. Посмотреть, как он там один справляется. Как переживает ее уход. Вообще, как переживает все, что с ним случилось. Посмотреть и, может быть, посочувствовать, а может, и позлорадствовать. Она еще не разобралась до конца.

Виктор тихо возмущался и отговаривал ее от поездки. Даже предлагал поехать с ней вместе. Она отказала ему. Она вообще несколько последних дней его не слушалась, часто роптала и без меры часто раздражалась. И он без конца ее спрашивает:

— Что-то не так, милая?

Она тут же замолкала, хотя на языке крутилось: да, да, все не так. Они поторопились! Не надо было съезжаться. Судьбоносные решения не принимаются в момент сгустившихся неприятностей. Не тот повод. Не то время. Надо иметь трезвую голову, легкое сердце, хорошее настроение. А она что? А она, подстегиваемая страхом, бросилась на шею своему руководителю, решив, что он и в быту так же ловок в решении проблем, как на работе.

— Ан нет, милочка! — как сказала бы ее бабка. — Таких вездесущих и широкозахватных умельцев, особенно мужского рода, в жизни редко случается встретить.

И права оказалась. Дома Виктор преображался. Деловитая хватка ослабевала, вытесняемая ленью. Легкость нрава разбавлялась брюзгливостью. Аккуратность исчезала, являя потрясающую неряшливость в быту. И если поначалу Арине нравилось засыпать на его плече, чувствуя его крепость, надежность, то в последние дни все изменилось. Она все чаще стала засыпать на своей половине кровати, уткнувшись лицом в подушку.

— Ты изменилась, Аришка, — проворчал он вчера, так и не дождавшись ответа на свои ласки. — С чем это связано?

— Не понимаю, о чем ты, — притворилась она сонной.

— Думаю, я знаю, в чем причина, — буркнул Виктор и повернулся к ней спиной. — В твоем муже ведь все дело, так? Вернее, в его раскаянии? Он хочет с тобой снова быть вместе, так?

— Не думаю, — откликнулась Арина и тут же поспешила добавить, чтобы Виктор не заподозрил, что она на что-то надеется: — Не думаю, что это хорошая идея…

А сейчас, слушая Сашкину мольбу, она уже и не знала. Как быть? Как жить дальше? Остаться с Виктором, с которым, она подозревала, у нее нет будущего? Или вернуться к мужу? Сможет ли она его простить? Сможет ли забыть все, что случилось? Перешагнуть через боль, грязь сможет ли? Затоптать все это, вымести из их дома, начать все сначала способна?

Арина не знала. Но, опускаясь на краешек супружеской кровати в их с Сашкой спальне, она вдруг ощутила себя спокойной. Вдруг поняла, что ей не хочется никуда отсюда уезжать сейчас. А хочется — честно, честно — пойти сейчас на кухню, обнять своего непутевого мужа, сказать ему, что все будет хорошо, и начать готовить ему ужин.

— Бр-р. — Арина встряхнулась, отгоняя шальные мысли прочь.

Сделать-то это все, конечно, можно, а дальше? Что будет дальше? Потом? Все как раньше? Скандалы, упреки, ее бегство из дома посреди ночи, потом бурное примирение в постели?

— Арина! — вдруг громко крикнул Саша из кухни. — Арина, иди сюда!

Странно, но она послушно пошла. Ругая себя за малодушие, но все равно пошла. Неужели ничего не закончилось? Неужели она все еще больна этим странным чувством к нему, которое называла любовью?