Пираты Черных гор - Гарри Тертлдав

Птероклс принес миску с водой, в которой плавали игрушечные корабли из щепок, с веточками вместо мачт и кусочками ткани в виде парусов. Указывая на миску, волшебник сказал Грасу:

– Она наполнена морской водой из Северного моря. Для него это казалось очевидным. Для короля – вовсе нет, поэтому он спросил:

– Зачем?

– Чтобы как можно более походило на реальность, – пояснил колдун. – Чем ближе сходятся волшебство и реальность, тем лучший результат дает заклинание.

– Ты знаешь свое дело, – сказал Грас. «Я надеюсь, что ты знаешь свое дело».

Птероклс нагнулся над миской так, как будто действительно знал свое дело. Он начал говорить нараспев на аворнийском диалекте, который был еще древнее того, что использовали священники. Когда к солнцу подплыло облако, он указал на него пальцем и заговорил угрожающим тоном; впрочем, диалект был настолько старинный, что король не мог точно понять смысл слов. Облако проплыло, не закрыв солнца. Возможно, ветер каким-то образом унес его в сторону. Грас так не думал, зная направление, в котором дул ветер, но... кто разберет. Все-таки земные волшебники не всегда справлялись с погодой.

Король удивлялся, почему Птероклс хотел сохранить солнечный свет, который был настолько ярким, насколько только мог быть в туманной стране черногорцев. Скоро он понял.

Волшебник достал из-за кожаного пояса мешочек, в котором оказался предмет, походивший на хрустальный шар. Хотя, если внимательно присмотреться, это была приплюснутая сверху сфера.

Продолжая говорить нараспев, Птероклс приблизил этот предмет к одному из миниатюрных кораблей, плававших в миске. Очень яркий лучик света ткнулся в палубу игрушечного кораблика. К изумлению Граса, оттуда начал подниматься дым. Мгновение спустя игрушечный корабль был объят пламенем. Птероклс выкрикнул что-то – очевидно, какой-то приказ.

И тут Грас тоже закричал, указывая на море, – там загорелся один из настоящих кораблей. Густой столб черного дыма поднялся высоко в небо. Птероклс так и не поднял головы, чтобы взглянуть. Он продолжал произносить заклинание, направив хрустальный предмет на другой корабль.

Вскоре вторая игрушка тоже загорелась. Когда это случилось, еще один черногорский корабль, направлявшийся в Нишеватц, объяло пламя.

– Отлично сделано! – закричал Грас. – Клянусь бородой Олора, Птероклс, отлично сделано!

Волшебник и на этот раз не захотел отвлекаться. Грас мог бы и помолчать. Вскоре загорелся третий маленький кораблик. И третий настоящий корабль в Северном море ярко заполыхал.

Этого оказалось достаточно для черногорских капитанов. Они развернулись и поплыли прочь от Нишеватца – так быстро, как только ветер мог их нести. Тем не менее загорелся еще один корабль с высокими мачтами.

Птероклс мог бы поджечь еще больше кораблей, но начало сказываться охватившее его напряжение. Он закачался, как высокое дерево от сильного ветра. Потом глаза Птероклса закрылись, и он потерял сознание. Грас успел подхватить его прежде, чем он ударился головой о землю.

Спустя некоторое время Птероклс очнулся.

– Я сделал это, ваше величество? – спросил он.

– Посмотри сам, – Грас указал в сторону Северного моря. Высоко в небо уходил дым, поднимавшийся от горящих кораблей.

Волшебник сжал кулак и мягко стукнул им в открытую ладонь другой руки.

– Да! – сказал он спокойно, но в этом коротком слове было триумфа больше, чем во всех громогласных криках, которые король когда-либо слышал.

– Хорошо сделано. Более, чем хорошо, клянусь богами. – Грас с восхищением смотрел на колдуна. – Ты пережил трудные времена, когда был прошлый раз в стране черногорцев, но теперь ты заставил наших врагов поплатиться за это.

– Это было... гораздо легче того, что я делал тогда, – ответил Птероклс и покачал головой, очевидно не желая вспоминать. – Ну, вы видели, что случилось со мной тогда. Теперь... Теперь я чувствую себя совсем по-другому, как будто мне никто и ничто не противостоит.

Сначала Грас не ощутил ничего, кроме облегчения. Но очень скоро со всей очевидностью и ясностью возник вопрос. Если сейчас Низвергнутый не обращает внимания на Черногорию, чем же он занят? Когда Грас задал тревожащий вопрос вслух, Птероклс покачал головой:

– Простите, ваше величество, но у меня нет способа узнать это.

– Я знаю, что у тебя его нет – до тех пор, пока Низвергнутый сам все нам не покажет, – отозвался Грас – Все, что мы можем сделать, это продолжать оставаться тут. Если у нас получится превратить противостояние в настоящую осаду, мы заставим Василко голодать, и он сдаст Нишеватц.

Птероклс кивнул.

– Да, – повторил он более тихим голосом, чем раньше. На этот раз его голос не был торжествующим – он знал, какой непредсказуемой бывает война. Но в нем звучало столько же предвкушения, сколько испытывал сам Грас.

Постепенно Ланиус примирился с тем, что Кристаты больше нет рядом. Он никогда не увидит ее. Он никогда не обнимет ее. Примирение с Сосией состоялось. Тем более что Ланиус никогда не переставал заботиться о своей жене. Может быть, женщина наконец поверила в это? Или решила, что не следует показывать столь открыто свое неверие.

Однако младший король стал замечать, что последнее время служанки во дворце как-то странно ведут себя по отношению к нему. Перед тем как он стал встречаться с Кристатой, они, казалось, думали, что Ланиус вообще не способен на что-либо подобное. Теперь всем стало ясно – способен. И оказывается, это очень выгодно, если он сделает это с ними. Девушки и молодые женщины оборачивались, когда он проходил мимо. Они хлопали глазами. Они покачивали бедрами. Их голоса звучали тише и гортаннее. Они кидались исполнять любую его просьбу. Все перечисленное было очень приятно – и очень смущало.

Сосия тоже это заметила. Она не находила это приятным.

– Все они – свора потаскушек, – сказала она Ланиусу. – Надеюсь, ты тоже видишь это.

– О да, я вижу, – ответил муж.

Казалось, ответ удовлетворил Сосию. По крайней мере, Ланиус надеялся, что это так. Он даже хотел этого. Это не значило, что он перестал получать удовольствие от излишнего женского внимания. Редкий мужчина не находит приятным, когда хорошенькие женщины считают его привлекательным независимо от того, собирается ли он предпринимать какие-либо шаги.

Ланиус не намеревался что-то предпринимать. Он понимал, что у некоторых – или у всех? – служанок их новый интерес был исключительно корыстным. Но вышло так, что отнюдь не глаза разрушили его добрые намерения. Его нос оказался предателем супружеских интересов.

Он шел по коридору, который вел к архиву, – знакомая и привычная дорога, – когда внезапно незнакомый аромат заставил его замереть на месте и принюхаться. Какой сладкий, густой и одновременно – острый и пряный запах! Он никогда не чувствовал его раньше или, по крайней мере, никогда раньше не обращал внимания. Но такой аромат невозможно было не заметить.