Китай. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Сообразно с незыблемыми конфуцианскими канонами, социальный порядок рассматривался исходя из принципа главенства семейного начала. Тягчайшими преступлениями были названы «десять мерзостей», и всем мерзостям мерзостью было отцеубийство. Не только оно, но и избиение родителей, дедов и бабок — не говоря уж о покушении на их убийство, а также осквернение часовен предков и гробниц наказывались смертью. Не заслуживали пощады и преступления против Сына Неба: мятеж, измена, поджог или осквернение императорских гробниц и дворцов. За страшнейшие преступления казни подлежал не только виновный: удушение ждало его отца и сыновей, а несколько поколений других ближайших родственников обращалось в рабство. Имущество их конфисковывалось. По мерзостной категории проходило и колдовство.

Преступлением была недостаточная скорбь по усопшим родителям — за это полагалось наказание вплоть до вечной ссылки. Жену, осмелившуюся ударить мужа, ждал год принудительных работ, наложницу — полтора.

Серьезным преступлением было всякое нарушение придворного этикета. Закон был строг к должностным проступкам, например, промедлению в исполнении вышестоящего указания и даже в регистрации его. Тяжесть наказания могла быть смягчена при наличии у виновного высокого ранга. Согласие виновного на понижение ранга могло быть платой за отмену телесного наказания — но этого практически никогда не происходило. Подобное разжалование означало «потерю лица», и проштрафившиеся чиновники обычно сами упрашивали, чтобы им всыпали палками по пяткам или по чему другому, что ни есть у китайца — лишь бы сохранилось их служебное положение. Но по отношению к высшим должностным лицам, занимающим самые ответственные посты, закон бывал неумолимо принципиален: они могли быть полностью лишены лица переводом в разряд простолюдинов.

Тяжесть наказания могла зависеть от соотношения статусов обидчика и обиженного — даже родство со знатной особой облегчало участь виновного. Хозяина, забившего насмерть провинившегося раба, ждало сто ударов тяжелой палкой (вообще-то посмотреть бы на него после такой порции), а раб или слуга, неумышленно причинившие смерть своему господину, осуждались на казнь.

Наследником Ли Шиминя, воссевшим на трон, согласно традиции, перед гробом отца, стал девятый его сын Гао-цзун. Человеком он был небесталанным и не без благих намерений, но, как это часто бывает с потомством волевых, могучих людей, с признаками некоторой подавленности. Неуверенным в себе, да к тому же слабоватого здоровья (возможно, страдал гипертонией).

Однако в его правление произошло немало примечательных событий. Наконец-то была одержана победа над северокорейским царством Пэкче. В Поднебесную было пригнано 200 тысяч пленников. В ходе этой войны в 663 г. на помощь корейцам прибыл огромный японский флот, но он потерпел такое поражение, что, пожалуй, пострашнее Цусимы, устроенной нам столетия спустя примерно в тех же водах. Китайцы потопили около 400 судов.

В итоге на Корейском полуострове возобладало государство Силла, признавшее себя вассалом Поднебесной, а Пэкче и Когуре стали китайскими военными губернаторствами.

На северо-западе был вновь разгромлен оправившийся было от поражения тюркский каганат. В 679 г. на севере Вьетнама было учреждено наместничество Аньнань, что значит «умиротворенный Юг».

Император внес большой вклад в культуру: по его инициативе на казенный счет стала издаваться целая серия антологий китайской литературы. Экзаменационная система была усовершенствована, и поставляла теперь еще больше подготовленных кандидатов на государственную службу. В программу экзаменов к конфуцианскому тринадцатикнижию были добавлены классические даосские произведения. В те же годы буддийские монахи перевели на китайский язык много своих священных текстов.

Но в народной памяти все эти благие деяния померкли перед убийственно-яркой личностью горячо любимой супруги Гао-цзуна — императрицы У-хоу.

Впервые она появилась в гареме с самого что ни на есть черного хода — в качестве служанки одной из наложниц покойного императора Ли Шиминя. Но судьба благоволила к простушке: молодой Гао-цзун, наследник престола, бросил на нее случайный взгляд и воспылал любовью — девушка была необыкновенно красива (во всяком случае, ему так показалось). Когда в 649 г. он стал императором, У-хоу была уже рядом с ним.

В новом качестве она развернулась во всю ширь своей многогранной натуры. Уже через месяц ей удалось расправиться с бывшей женой Гао-цзуна и его любимой наложницей. Смерть несчастных женщин была ужасна, ее даже казнью нельзя назвать. Их превратили в «свиней»: по локти и по колено отчленили руки и ноги, выкололи глаза, вырвали языки, прорвали барабанные перепонки — и оставшиеся обрубки бросили умирать в пустые винные бочки (по другому источнику — на пол отхожего места).

Когда же саму императрицу, увлекавшуюся магией, обвинили в одной из «десяти мерзостей» — злонамеренном колдовстве, — головы лишилась не она, а ее недоброжелатели. Из дворца были удалены все советники Ли Шиминя, люди выдающихся способностей. Государь совершенно подчинился ее воле.

У-хоу вздумалось сделать Лоян второй столицей — и на ремонт старых и возведение новых дворцов были затрачены огромные средства. По желанию императрицы двор постоянно с великой помпой переселялся то из Чан'ани в Лоян, то в обратном направлении. Тщеславие ее не знало границ. Она настояла на совершении императором обряда, который в последний раз перед этим был исполнен шестьсот лет назад, при Хань — все последующие повелители опасались, что Небо может покарать их и их народ за нескромность. Обряд назывался «жертвоприношение фэн и шань», и содержанием его было поклонение императора Небу и Земле на священной горе Тайшань. Во время него повелитель Поднебесной горделиво ставил высших божеств в известность, что ему удалось исполнить все задуманное. Может быть, не такая уж случайность, что этот выплеск безмерной гордыни произошел в 666 году. Но и этим У-хоу не ограничилась: через несколько лет они с мужем стали именоваться Небесным Императором и Небесной Императрицей.

Эта женщина не лишена была и духовных устремлений: когда-то созванная мужем для написания истории династии группа ученых привлекла ее внимание, и из-под их кистей выходили теперь познавательные сочинения на самые разнообразные темы. Одной из них была «Биографии великих женщин».

Ученые господа настолько пришлись императрице по душе, что стали выполнять при ней роль тайного кабинета: верховодили над Советом двора и министерствами.

Наследником престола она твердо решила сделать своего четырнадцатилетнего сына царевича Иня. Когда умер законный наследник, она добилась ссылки двух наиболее перспективных сыновей императора, а когда государь завещал престол все же не Иню, а другому своему сыну, подававшему большие надежды — довела юношу до самоубийства. Причем Инь не был старшим ее сыном — он был третьим, и главным его достоинством было то, что он, судя по всему, не мог стать опасен для матери. В 683 г. постоянно болевший император скончался, и царевич Инь сменил его, приняв имя Чжун-цзуна.