Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов

– Ну что ж, – пробормотал Петров. – В вашем предложении усматривается определённый резон. Скорей всего, так мы и поступим. Из окна выбрасываться не заставим, на родину тоже не покусимся, а вот об муже поговорим.

– Поговорим!.. – поддержал его Серебряков и облизнулся.

Хорош коньячок у генерала!

Особенно на старые дрожжи.

Со стены кабинета на них косился козлобородый в серой солдатской шинели. Верной дорогой идете, товарищи, бывалоча, говаривал старший соратник козлобородого, чей портрет отсюда убрали ещё пять лет тому назад. Портрет этот, в компании ещё примерно сорока таких же портретов, пылился на чердаке посольства. До поры до времени.

Не суетитесь, ребята, говорил им козлобородый. Не надо вам никого к ней в Москве подсылать. Эта баба сама к вам сюда летит на днях. Уже чемодан собрала. Встречайте её в аэропорту и делайте с ней тут всё что хотите.

На третий день, когда банда Абрамыча с ног сбилась, разыскивая исчезнувшую неизвестно куда папину дочку, Габриэла вдруг объявилась сама, да не просто объявилась, а привезла Ивана на папочкину виллу и предъявила его родителю.

Наставники в Академии ГРУ, отдавая себе отчёт, что нацеливают Ивана на явный мезальянс, строго-настрого запретили ему первым заводить с нею какой-либо разговор не только что о браке, но и вообще о знакомстве с её папашей. Наоборот, он должен так влюбить в себя девушку, чтобы она сама этого захотела и сама ему предложила на ней жениться. И к родителю повезла его тоже по своей инициативе.

Большой ГРУшный секс-компьютер, которому Иван был обязан своим вторым рождением в личине боливийского беженца Досуареса, обещал, что Габриэла, будучи девушкой своенравной, именно так и поступит. Если, конечно, Иван как следует постарается. Впрочем, компьютеру помогал целый институт психологов и сексологов.

Иван старался соответствовать, но, чёрт бы его побрал, ни хрена не помнил о последних трёх днях своей жизни. Какое-то розовое марево – и всё. На высоте он был или не на высоте? – память не давала ответа. Башка кружилась и была восхитительно пуста.

Пару раз он всё же вспоминал, что, помимо маньянца-боливийца-героя-любовника, является ещё и разведчиком-нелегалом-старшим-лейтенантом Пупышевым, и тогда он пугался, что Бурлак с него спросит отчёт о проделанной работе, а он ни хрена Бурлаку не ответит, потому что ни хрена не помнит, но тут же он про это забывал и снова выпадал в сладкий густой осадок.

Что делать – кладя руку ей на лобок, чёрный, как ночь над океаном в преддверии бури, он ощущал себя марафонцем, добежавшим до финиша и прилёгшим под кусток – поспать от усталости.

Перед тем, как демонстрировать его папочке, Габриэла засунула Ивана в бассейн, где он поначалу чуть не утоп, но вскоре пришёл в себя от холодной воды, проснулся и целых полчаса нарезал круги вдоль мраморных берегов. Габриэла тем временем тоже привела себя в порядок.

И они вышли на крытую террасу, где сеньор Ореза, покачиваясь в кресле-качалке, сосал джин из плоской бутылочки и уже полчаса или более того без улыбки наблюдал в своём бассейне неизвестного ему купальщика весьма мужского пола.

– Папа, дорогой, – сказала Габриэла. – Это Иван!

– Здорово! – радушно сказал папа и пожал Ивану его шершавую ладонь. – Садись. Чего выпьешь?

– Всё равно, – ответил офигевший Иван и плюхнулся на диван.

– Ты не эстет, сынок. Это плюс.

– Все эстеты – педерасты, – сказал Иван первое, что пришло в пустую голову.

– Значит, и не педераст, – облегченно вздохнул папаша. – Гора с плеч…

– Папа, только не вздумай устраивать тут показательную вербальную экзекуцию! – вмешалась Габриэла. – Не хватало мне ещё петушиных боев. Он меня слишком любит, – пояснила она Ивану и чмокнула папочку в щеку. – Вот и ревнует. Его можно понять, бедолагу – я у него одна. Он на меня сильно… как сказать? претендует, вот. Будто я его собственность. Папа! Иван наш гость. Веди же себя с ним как с гостем, пока я не рассердилась. Посидите тут, выпейте граппы, поговорите – о чём обычно говорят между собой мужчины? – о футболе, о политике.

– Ты понимаешь что-нибудь в футболе? – спросил сеньор Ореза.

– Ни черта, – признался Иван. – В политике, впрочем, тоже…

– Вот беда! – папочка всплеснул руками.

– Поговорите о бабах! – предложила им Габриэла. – У Ивана это последняя возможность.

– Почему последняя? – хором спросили мужчины.

– А не существуют для него больше бабы с сегодняшнего дня. Из всех баб на свете существую одна я. Si, querido?

Иван развёл руками. Габриэла ушла на кухню.

– Я наливаю, раз такое дело, – сказал сеньор Ореза. – Граппа или джин?

– Чего-нибудь покрепче, – попросил Иван. – Надо прочистить мозги.

– От чего прочистить? Ты случайно не наркоман?

– Даже не знаю, что это такое, клянусь. Вы не жалуете наркоманов?

– Мне на них начхать, но ведь ты знаешь эту сумасбродную девчонку: возьмёт, да и, не дай бог, выскочит за тебя замуж. А ты, предположим, – наркоман. Ну, и на хрена мне внуки с тремя ушами и одним глазом, из которого всё время будет вытекать что-то очень генетическое?.. Но раз ты не наркоман, то и говорить тут не об чем. Папа, мама – есть?

– Нет.

– Ты не маньянец, судя по акценту.

– Я боливиец.

– Да… видно, что откуда-то с юга… Беженец?

– Беженец, но я не нуждаюсь, спасибо. У меня есть работа. В Монтеррее. Небольшой бизнес – торговля стройматериалами.

– И сколько ты зарабатываешь в месяц?

– На основной работе?

– Есть ещё побочная?

– У кого в наше время нет?

– Что за дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос? Может, ты – еврей?

Русский я, русский, вспомнил Иван старый анекдот и захихикал. Виноградная граппа, учитывая, что он с пятницы ничего не ел, знатно ударила его по мозгам, утомленным солнцем и любовью.

Ореза тоже захихикал.

– А вы-то чего развеселились? – спросил Иван.

– Очень это у тебя заразительно получается, амиго.

Вернулась Габриэла и объявила:

– Я распорядилась накрыть стол возле бассейна! Как вы тут? Вступили в мирный диалог?

– Мне нравится, как он смеётся, – сказал Ореза.

– А мне нравится как он – всё! – сказала Габриэла. – Пойду пригляжу за сервировкой.

Значит, был на высоте, подумал Иван. Значит, будет что доложить Бурлаку. Впрочем, воротникастого ему. Перебьётся. Не его дело. Скажу, что всё нормально, и всё, пускай успокоится, старый хрен.

Бурлак давал ему всякие инструкции. Когда будешь девку обольщать, сказал он Ивану, дави на патриотизм, на нелюбовь свою к norteamericanos. Там ещё есть у ней какой-то придурок Мигель, так вот она его сильно не любит за что-то. Представится случай – выясни, за что она его не любит. Хотя, видимо, за то, что он полный козёл. И вот тебе на самый последний случай факт: папашка-то в молодости был большой озорник, снимался в порнофильмах. В случае чего тоже можно использовать. Но лучше с моей санкции…